Дивизия цвета хаки - [3]
Дивизионные учения в лесах под Черниговом. Конец февраля. Полки барахтаются в рыхлом снегу. Я изменил «ФЭДу»: в самый ответственный момент, когда комдив дал приказ на сражение, достал нагретый за пазухой «Зенит», «ТТL». Умер он, скотина, на полпути. Заклинило шторку. Когда тут рукав доставать, перематывать. Все летит, бежит, палит... Вслед наступающей пехоте, пардон, мотострелкам, сделал несколько кадров уже «ФЭДом». Ну, не беда, есть кадры с генеральных репетиций. Отобьемся. А снимки нужно было выставить на стендах во время подведения итогов учения. Это дело серьезное.
По пояс в снегу я побрел к вышке руководства. У подножия ажурной деревянной каланчи стояли двое. Командир дивизии – полковник Третьяков и командующий армией – генерал. Смушковые папахи, полушубки. Третьяков с палочкой. У комдива долго заживала сломанная нога.
– Эй, корреспондент. Сделаешь нам снимок на память?
– Да ведь потом от вас фотографии не дождешься, – это генерал, командарм.
Щелчок затвора. Второй. Третий.
– Завтра же представлю, товарищ генерал. На подведении итогов.
– Ну-ну, – хмыкнул командарм.
И тут... я до сих пор не могу понять, что заставило меня четко и раздельно доложить:
– Товарищ генерал, я дважды подавал рапорт о желании служить в Афганистане. Квартира есть. Здоров.
Краем глаза я заметил, как сыграли желваки на скулах комдива. Но гнева особого в его глазах не увидел. Третьяков молчал.
– Прошу вас помочь. А? – как-то по-детски проблеял я.
Это «а?» у меня, видимо, с младых лет, с Кавказа. Там добавляют это междометие, когда очень хочется чего-то.
– Ну вот, а ты говорил, что у тебя офицеры отказываются от ТуркВО, – повернулся генерал к комдиву. – Учтем твой рапорт.
Все. В редакцию. К утру нужны снимки. На «санитарке», которая срочно вывозила с поля боя майора, допившегося на подготовительном этапе учений до белой горячки, я добрался в Белую Церковь. Майор, с багрово-синим лицом, туго спеленатый, изгибался на носилках и кричал: «Вот видишь, это они, в белых халатах стоят. Сестры! Чего им надо? За кем? За мной?» В окнах проплывали только ели, усыпанные снегом. Санитар, дюжий сержант, сказал тихонько: «Он от этих «сестер» под бронетранспортер залез. Еле вытащили...»
За ночь я успел отпечатать около пятидесяти снимков 30 – 40, отглянцевать и, наскоро побрившись, рванул в солдатский клуб при штабе дивизии. Политотдельские вырвали у меня из рук снимки и стали спешно прикреплять на стенды. Я тоже пытался им помочь. Внезапно кто-то крепко взял меня сзади за плечо.
– Ты, значит, сам все решил? В Афган захотелось. А здесь кто будет пахать? Я же тебя редактором хотел назначить. Ты чего поперед батьки лезешь? – это был заместитель начальника политотдела майор Дмитриенко.
А тут еще выросла массивная фигура Корнейчука – начальника политотдела. Выслушав мой лепет о том, что рапорта подавались и ранее, только махнул рукой:
– За снимки спасибо. Успел. А рапорт... ну что же, там нужны офицеры.
А Дмитриенко, и вот этого я не забуду никогда, вдруг нащупал мою руку, сжал и тихо сказал: «Молодец...» Как мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя таковым!
Были сборы недолги
Что невидимое отгораживает от старой, привычной жизни человека смертельно больного, готовящегося к дальней дороге, уходящего? Есть эта прозрачная преграда. Та же работа, те же хлопоты, а все по-иному. И самое лучшее – не тянуть.
Снимки. Шестилетний сын у бронзовой Дианы, у трактора «Фордзон» на фоне белой, безжизненной церкви. Окна заколочены ржавым кровельным листом. «Мерзость запустения...»
Снимки. Граненые стаканы, шампуры, бутылки. Проводы на снегу в «запасном районе» под Белой Церковью. Дмитриенко, подняв очередной стакан: «Мы тебя будем ждать. И место тебе я приготовлю, обещаю вот здесь, перед всеми». При этом он посмотрел на редактора, Колю Тараненко. Да ладно! Спасибо, товарищ майор. Вернусь – разберетесь!
На морозе пьется хорошо. Третий тост тогда еще не объявляли...
Домой, на второй этаж, дополз сам. А потом всю ночь видел красно-оранжевые, диковинные цветы. На следующий день понял, в чем дело. Лежал на животе, носом уткнувшись в покрывало на диване.
Предбанник
Помните, были такие мягкие плетеные советские чемоданы? Пластмассовые. Ремни у них рвались, как бумага. Вот такой баул я набил в Афганистан. Было предписано взять: шинель, куртку и штаны ватные, повседневную и полевую форму, а также парадную в полном сборе с тканым ремнем. Ну, последнее – уж фиг! Да и бушлат я не взял. А «повседневку» – пришлось. Нужно будет представляться. Не в полевой же форме щелкать каблуками и вещать звонко-деревянно о «прибытии в распоряжение»!
Из всего, что я взял с собой, самым полезным впоследствии оказался фонарик, фотоаппарат и фотопленки.
Киев, политуправление военного округа, аэропорт – все слилось и успешно стерлось в памяти. С политуправой Киевского военного округа у меня сложились особые отношения. Не место о них здесь рассказывать, но стоит упомянуть, что на редкость сучья была организация, как в начале восьмидесятых, так и в конце, перед развалом СССР.
В Ташкенте, преддверии Афгана, нас разместили в гостинице штаба Туркестанского военного округа. Это была хорошая, не только по военным меркам, гостиница. Еще через день ожидания привели в политуправление округа и усадили в пустом классе. Кафедра, классные столы, на стене лишь одно украшение – рельефная карта Афганистана. Мы столпились возле этой, редкой по тем временам, карты и оживленно прикидывали, где будет лучше. Все почему-то хотели поближе к Пакистану. В Кандагар, Джелалабад...
Войну можно сравнить с армейским кителем. На его лицевой стороне крепятся боевые награды, нашивки за ранения и контузии, она блещет золотом и звездами погон. Но есть у кителя и изнанка, не видная постороннему глазу. Это – солдатский быт. Как и чем жили «за речкой» наши солдаты, что их радовало и чему они печалились, как и во что одевались, что ели и пили… Перед вами удивительно достоверное и доверительное описание повседневной жизни «шурави» – бойцов ограниченного контингента советских войск в Афганистане; настоящая изнанка войны…
В начале августа 1980 года в ущельях между кишлаком Карасдех и горой Шаеста погибло около ста советских солдат и офицеров 201-й мотострелковой дивизии. Большей частью потери легли на 783-й отдельный разведывательный батальон: третьего августа разведчики потеряли сорок семь человек убитыми и сорок восемь ранеными. Между тем исторический формуляр 201-й дивизии и архивы 40-й армии об этих боях не упоминают ни словом. Автор проводит расследование и пытается понять: что же произошло в те страшные дни и почему об этом так упорно молчит официальная история?
Никто и никогда не писал об афганской войне чего-либо подобного… Для большинства она – трагическая ошибка, напрасные жертвы, бессмысленная жестокость. Однако автор этого романа рассматривает войну в неожиданном ракурсе, сравнивая ее со змеиным ядом, способным не только убить, но также излечить и наделить могущественной силой. Для главного героя романа, дивизионного корреспондента Алексея Астманова, афганская эпопея – завершающий, самый тяжелый шаг к вершине воинской доблести, ставший для него, по сути, шагом в бессмертие…
Военный корреспондент майор Акбар Аллахвердиев прошел всю афганскую кампанию до конца. Казалось бы, война окончена, и больше ничто, кроме воспоминаний, не должно связывать его с этой пропахшей порохом землей. Но неожиданно Акбару вновь пришлось объявиться в Афгане – на этот раз с колонной спецов, выполняющих сверхсекретное задание. Он и не мог подозревать, что в мирное время попадет в такую переделку, что даже минувшая война покажется ему увлекательным развлечением...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор — морской летчик. В своей книге он рассказывает о товарищах, которые во время Великой Отечественной войны принимали участие в охране конвоев, следовавших в наши порты с военными грузами для Советской Армии.
Повесть Юрия Германа, написанная им в период службы при Политическом управлении Северного флота и на Беломорской военной флотилии в качестве военкора ТАСС и Совинформбюро.
Повесть «Девочки и дамочки», — это пронзительнейшая вещь, обнаженная правда о войне.Повествование о рытье окопов в 1941 году под Москвой мобилизованными женщинами — второе прозаическое произведение писателя. Повесть была написана в октябре 1968 года, долго кочевала по разным советским журналам, в декабре 1971 года была даже набрана, но — сразу же, по неизвестным причинам, набор рассыпали.«Девочки и дамочки» впервые были напечатаны в журнале «Грани» (№ 94, 1974)
Это повесть о героизме советских врачей в годы Великой Отечественной войны.…1942 год. Война докатилась до Кавказа. Кисловодск оказался в руках гитлеровцев. Эшелоны с нашими ранеными бойцами не успели эвакуироваться. Но врачи не покинули больных. 73 дня шел бой, бой без выстрелов за спасение жизни раненых воинов. Врачам активно помогают местные жители. Эти события и положены в основу повести.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.