Дивизион - [284]

– Тебе как-нибудь помочь? – спросил О’Риордан Хэнка. – Я могу быть тебе чем-нибудь полезен?

Тот помотал головой:

– Здесь я у себя дома…

Игра в конспирацию стала частью жизни милитантов. У Хэнка было впечатление, будто они забыли о смертельной опасности, которая и требовала этой секретности и осторожности, – они сделали ее ритуальной частью их деятельности. Может быть, поэтому столько милитантов похватали феды в последние годы?

Они расстались, даже не пожав друг другу руки, как будто О’Риордан вышел в туалет. Ушел и не вернулся. За ним исчез Айзек.

Хэнк докурил сигарету, встал, но его перехватил метрдотель и почтительно проводил к выходу. Ясное дело – О’Риордан оставил очень хорошие чаевые. Хороша секретность, ничего не скажешь! Хэнк велел вызвать ему такси.

В углу вестибюля, за гардеробом, стояла машина для чистки обуви. Хэнк нажал кнопку, с тихим шумом закрутились круглые меховые щетки, наводя нестерпимый глянец на его башмаки. Таксиста все не было.

Над чистильной машиной одиноко таращился телефон-автомат. Наверное, его здесь повесили для занятых людей – договариваешься о свидании и одновременно блестишь ботинки. Он опустил в щель сорок пять центов и бегло, как на аккордеоне, нажал десять кнопок. Долгие гудки. Потом в трубке что-то щелкнуло, и он услышал сонный голос Магды:

– Алло!

– Ваша светлость изволит рано ложиться спать? – спросил Хэнк.

Магда не разобрала его голос, злобно сказала:

– Какого черта?

Хэнк засмеялся:

– Маркиза Кондепассе, это ваш личный черт, собственный дьявол…

– Это ты! – радостно закричала Магда и повторила, задыхаясь: – Это ты! Как я рада! Где ты?

– Ну, скажем так – поблизости…

– Приезжай сейчас же!.. – кричала Магда.

– Боюсь, что ничего другого не остается… А где ребята?

– Они живут в соседнем городке, это рядом. Я их сейчас соберу…

Хэнк смотрел на свои туфли, над которыми неутомимо трудились щетки – терли, гладили, полировали кожу. Они крутились как дисковые пилы, будто собрались отрезать ему ступню.

– Ладно, жди меня, – сказал Хэнк. – Я скоро приеду.

– Ты далеко?

– В центре Манхэттена.

– Хочешь, я тебя встречу на полдороге? – предложила Магда.

– Нет, нет, дожидайся. Я найду…

Повесил трубку, и чистильная машина выключилась. В ней был разум. Наверное, небольшой, но уж наверняка не меньший, чем у мексиканцев-чистильщиков. Вообще хорошо бы всех людей, согласных кому-то чистить ботинки, заменить автоматами.

Швейцар-негр стоял за спиной:

– Ваш кеб ждет…

Хэнк протянул ему доллар и строго сказал:

– Скажите мистеру Смиту и мистеру Волленски, что в чистильной машине сломалось реле времени. Это опасно, клиенту может отрезать ногу…

Швейцар недоумевающе переспросил:

– Мистеру Смиту? Волленски? Но они уже умерли… Ресторан сохранил только их имена…

Он распахнул дверь желтого таксомотора, дожидаясь, пока Хэнк усядется.

– А от нас и имени не останется, – пообещал серьезно Хэнк, захлопнул дверцу и велел таксисту ехать в Форт-Ли, Нью-Джерси.

Таксист пересек поперек Манхэттен и выскочил на Вест-Сайд. К ночи немного стихло движение, людей на улице было почти не видно, и только бешено бушевали полночные яркие огни реклам, которые светились в этом безлюдье друг для друга. Слева за парапетом мерцала стылая вода Хадсона, такси перегнало неспешно шлепающий по реке нарядный пароходик, оттуда доносилась музыка, но скоро он исчез где-то сзади – как будто утонул.

Они ехали на север, где сиреневым светящимся двугорбым верблюдом залег над рекой мост Джорджа Вашингтона. Такси со свистом промчало подъездные спирали и вылетело на пустынный верхний пролет моста. Хэнк сонно думал о том, что скоро судьба приведет его сюда снова, на этот громадный воздушный мост, бессмысленную неодушевленную тысячетонную железяку, великий и вечный символ Америки. За шестьдесят лет проехали по мосту неисчислимые миллионы людей, а он, Хэнк, будет последним.

70. МОСКВА. ОРДЫНЦЕВ. СБОЙКА ТУННЕЛЕЙ

Десант, побритый, умытый, в белой рубахе, весь из себя смирный и благостный, лежал под сравнительно чистой простыней в тюремной больнице, куда мы перевели его для надежности. И прикидывался дураком. Содержательной беседы у нас не получалось. Сейчас он был совсем не похож на ту бандитскую образину, которая щерилась на меня из-за стойки бара в клубе «Евразия».

– Слушай, Акулов, ты зачем убил гражданина Мамию? – спрашивал я.

Десант, пошевеливая подбородком размером с окаменевший валенок, невозмутимо отвечал:

– А я его не убивал… Я до него пальцем не дотрагивался…

– А что ты делал у него в номере?

– А я у него, считай, гражданин начальник, в номере не был…

– Да-а? Поясни!

– Заглянул я в номер. Вижу, лежит этот обормот на полу в крови… Черт с ним, думаю, решил уйти. А тут ваши набросились. Я испугался и побежал…

– Понятно. А зачем ты к нему пришел?

– Зачем? – задумался Десант. – Как зачем? А долг карточный?

– А где же он тебе проиграл деньги?

– Да на катране…

– А где?

– Не помню… Пьяный был. Плохо помню.

– А про долг запомнил?

– Ну кто же про деньги забудет? – очень натурально удивился Десант. – Конечно, запомнил. Деньги – штука серьезная. Это тебе не жизнь, с ними людишки трудно расстаются…

– Возможно, – согласился я, поразившись глубине его философских воззрений. – Ты вместе с Лембитом пришел за деньгами?