Диверсанты Третьего рейха - [28]

В самом здании на Бендлерштрассе группа офицеров во главе с оставшимся верным Гитлеру подполковником выступила против заговорщиков. Исход путча все еще казался неопределенным.

Тогда Геринг вечером того же дня отдал из «Волчьего логова» приказ штурмбаннфюреру СС Отто Скорцени вместе с командиром охранного батальона «Великая Германия» майором Ремером любыми средствами сломить сопротивление заговорщиков. И снова Скорцени получил полную свободу рук. Начальник полиции безопасности и службы безопасности Кальтенбруннер обещал ему: «Я скоро приду на помощь! «. Скорцени приказал Ремеру оцепить своим батальоном здание верховного командования вермахта. Сам же он силами фридентальского батальона СС, которым командовал гауптштурмфюрер Адриан фон Фёлькерсам, решил занять здание, чтобы отсечь его от вооруженных частей заговорщиков.

Ворвавшись во двор, эсэсовцы увидели распростертые тела графа Штауффенберга и трех его ближайших соратников, расстрелянных сторонниками Гитлера. Но мертвецы никогда не интересовали человека со шрамами, и, минуя их, он бросился с отрядом автоматчиков в хорошо знакомые ему кабинеты и коридоры здания верховного командования вермахта. Нечего и говорить, что Скорцени с присущей ему жестокостью подавил любую, даже самую малейшую, оппозицию против «своего фюрера».

Путч был заранее обречен на провал. У заговорщиков имелись глубокие расхождения по вопросу о политике, которую следует проводить после устранения Гитлера. Кроме того, среди путчистов имелись шпики Гиммлера.

Двойная роль советника консистории [32]

Однако при подавлении путча произошло нечто заслуживающее теперь исключительного внимания. Дело в том, что уцелел очевидец событий во дворе здания на Бендлерштрассе. Вот как он их описывает:

«Мы оказались отрезаны от оружия, лежавшего наготове в здании верховного командования, и в нашем распоряжении остались только пистолеты. Сразу же стало ясно, что дело проиграно. Генерал Ольбрихт и его штаб тут же направились к генерал-полковнику Беку, но по дороге подверглись нападению, были обезоружены и выведены во двор ОКВ ворвавшимися эсэсовцами. Снова раздались выстрелы; это застрелились Бек и Вагнер. В конце концов нас осталось всего человек восемь-десять, собравшихся в кабинете Штауффенберга и еще не сдавшихся. Среди них были мой друг граф Йорк фон Вартенбург, граф фон Шуленбург, граф Шверин-Шваненфельд, граф Бертольд Штауффенберг — брат Шенка Штауффенберга, а кроме того, подполковник генерального штаба Бернадис и несколько других лиц, мне почти незнакомых. Вместе со Шверином и Йорком мы сожгли важные документы, а затем попытались прорваться через оцепление в вестибюле.

Во время этой попытки я был схвачен, опознан как участник заговора и передан одним из офицеров-изменников карательной команде. Пока меня конвоировали, во дворе штаба верховного командования уже начались расстрелы. Но, прежде чем меня вывели во двор, команду задержали ворвавшиеся в здание эсэсовцы и гестаповцы. После недолгих пререканий они забрали меня с собой, поскольку я был в штатском, и отвели в кабинет Штауффенберга для короткого допроса. В результате я не был расстрелян, а вместе с Бернадисом и Штауффенбергом, Йорком, Шверином и Шуленбургом отправлен в кандалах в Главное управление имперской безопасности на Принц-Альбрехтштрассе».[33]

Эти показания дал Карл Альбрехт Эйген Герстенмайер, занимавший впоследствии пост председателя бундестага и согласно дипломатическому протоколу являвшийся вторым по значению человеком в ФРГ. Примечательно не то, что Герстенмайер попал 20 июля 1944 года в руки Скорцени, а то, что человек со шрамами сделал все, чтобы сохранить ему жизнь. Разумеется, Герстенмайер остерегается признавать это. Ведь из числа тех, кто называл себя противниками Гитлера и в день покушения на него был схвачен эсэсовцами в Берлине в здании верховного командования вермахта, до конца войны дожили всего только двое.

Один из них — доктор Ганс Бернд Гизевиус. Доподлинно известно, что он был платным агентом абвера, возглавлявшегося адмиралом Канарисом, а позднее в качестве шпика служил Гиммлеру, одновременно работая и на американскую разведку.

Второй — это Эйген Герстенмайер, который следующим образом описывает то, что произошло с ним после ареста благодаря вмешательству Скорцени:

«Было объявлено, что я буду повешен утром 21 июля. Однако вместо казни меня вызвали на допрос, который происходил в присутствии большого количества чинов СС и гестапо… Несмотря на бесконечные допросы, длившиеся и днем и ночью, меня не включили в число тех заговорщиков, которых 8 августа повесили, и 27 сентября гестапо передало меня имперскому обер-прокурору народного трибунала.

8 января 1945 года в 7 часов вечера мне вручили обвинительный акт на 28 страницах и повестку о вызове в первый сенат народного трибунала. 9 января в 8 часов утра я вместе с восемью другими обвиняемыми должен был предстать перед народным трибуналом под председательством Фрайслера… Имперский обер-прокурор требовал смертной казни. Объявление приговора было отложено на 24 часа. Затем был оглашен приговор: семь лет каторжной тюрьмы с лишением гражданских прав на тот же срок. И все-таки, несмотря на все, приговор этот остается для меня необъяснимым. Многие мои друзья, гораздо менее виновные, были отправлены тем же самым Фрайслером на казнь. После осуждения я продолжал оставаться заключенным, находящимся под юрисдикцией имперского обер-прокурора, и в качестве такового меня содержали в тюрьме Тегель…»