Диверсант - [11]
После того, как с него сняли гипсовый панцирь, человек без документов заговорил. Вслед за номером полевой почты он назвал свои имя и фамилию. Дело было так. Поздним вечером Катя вошла в палату и увидела своего пациента сидящим на кровати. Он обрадовался девушке и, несильно ударяя себя левой рукой в грудь, произнес:
— Гриша… Гриша… Григорий я… Михеев Григорий.
Нет, решила Катя. Грубость, хамство старшего лейтенанта она не забыла и пока ничего не скажет. И в душу ранбольному не полезет. Когда сочтет нужным, сам расскажет про свою войну…
Катя не могла догадаться, какие мысли обжигали Григория. Даже тогда, когда старый доктор спросил его про войну: где, в какой воинской части, он ответить не мог. Нет, это невозможно. Номер полевой почты он назвал и всем назовет. Его он писал на конвертах и на сложенных в треугольник листках из тетрадок. Ему твердили в десятый раз: наименование части ни-ни, а только номер полевой почты. И повторяли перед каждым полевым выходом и боевым заданием. Расстреливать будут в плену — молчи! Военная тайна сокрыта в твоем мозгу. Твоя военная часть — особого назначения. Об этом ни-ни, военная и государственная тайна.
Глава десятая
ФИНСКИЙ НОЖ
Заболела рука, остро-остро, мучительно, не утихая. Правая рука, которой не было. Не было по самый локоть. И раньше она ныла, но только не так сильно, может, потому, что культя была в гипсе, а может, потому, что часто и подолгу был без сознания и не так остро испытывал боль. Но теперь, когда вернулись память и речь, я отчетливо ощущал страдания и мог пожаловаться хотя бы медсестре. Катя, потом и старый доктор меня утешали, объясняли, что так бывает у многих раненых. И называются эти боли фантомными. Впрочем, как ни называй, а руку точно хищный зверь грызет.
В одну из ночей, когда я изнемог от фантомных болей, у меня мелькнула мысль, что в руке сидит нож. Именно нож. Как же это так, руки-то нет, а нож в руке сидит. Глубоко, а я не могу его вытащить… Раньше, когда давали обезболивающие лекарства, я терпел, засыпал, а теперь заснуть не мог. Меня неотступно мучила эта загадка. Откуда этот нож взялся?
Нож не чудился, а словно виделся воочию. С такой крепкой, округлой рукояткой. Вспоминалось знакомое с детства — финский нож… И слова из блатной песни: «У него под клифтом финский нож». Я испытывал неотступное желание схватить нож за рукоятку и вырвать из предплечья. Но ведь ножа не было. И руки тоже не было. Я потерял сознание. А очнувшись, почувствовал: опять сидит эта финка…
Вошла медсестра Катя и сразу поняла, что мне худо. Спросила:
— Болит, Гриша? Очень? Все фантомная?
— Она. В культе, — и объяснил: — Там же нож. Финский нож!
— Да что ты… На войне, поди, таких ножей и нет. Они у бандитов, уркаганов. Людей пугают, а то и режут. Тебе это все приснилось. Да и у тебя… — Наверное, хотела сказать, что и руки-то нет, а тут какой-то финский нож…
— Бывают такие ножи и на войне, — я задумался.
— Ладно уж, успокойся, вспомни не спеша, что к чему… — И добавила: — Я, Гришенька, хочу о тебе все знать. Вспомнишь, расскажешь.
И стал я неспешно вспоминать. Трудновато дело шло. Действительно, почему нож финский, не бред ли это? Или драку какую-нибудь довоенную вспомнил или из кинофильма какого-нибудь? Перебирал и то и это. Но приходило только одно: лежу на спине, что-то тяжелое давит сверху… А в руке моей у самого локтя воткнут нож. Сам я прижат, вроде приколот… Как насекомое на картоне. Почему? Откуда? Загадка?
Но боли фантомные стали ослабевать, и я обрадовался: вспоминаешь — легче становится. И вот наступило в мыслях просветление: когда я увидел в предплечье эту самую финку, даже боли не испытал, так сильны были мои удивление и радость: жив, жив, живехонек! А ведь умирал, должен был умереть. Точно.
Что же все-таки произошло? Вспомнилось: подбежали ребята, бойцы из нашего взвода, всех узнал. Смотрели они на меня с изумлением и радостью, кто-то крикнул: «Ты живой, живой! Сто лет проживешь!» Кто-то выхватил из моего предплечья нож, и я сразу почувствовал острую боль. Постепенно она утихла, видно, сделали перевязку. Бинтом из индивидуального пакета. Кто-то поднял с моей груди пистолет ТТ и раздумчиво так сказал: «Вон оно что… Значит, ты первым стрелял… Ну, Гришка, стало быть, ты с финкой в руке «кукушку» ухлопал. Чудо. До-олго жить будешь».
Я вспомнил все это на госпитальной койке, и постепенно история с финским ножом стала проясняться. Стало быть, я выстрелил раньше финского солдата, «кукушки».
Вспомнилось еще: я с трудом повернулся на бок, видно, ребята мне помогли, и увидел рядом с собой солдата-финна в пятнистом маскировочном костюме. На груди его расплылось большое пятно крови. Ага, белофинн, «кукушка» — так называли их, замаскировавшихся на деревьях и убивавших нас. Но он был мертв, а я жив. Он мертв, а я жив!
Но как этот солдат-финн оказался рядом со мной, где и как, почему? Это вспомнить не удалось. Только пришло на память, что ребята поднесли мне фронтовые сто грамм. Конечно же, оказалось куда больше… В медсанбат не пошел…
От воспоминаний я так устал, что заснул на своей госпитальной койке и не просыпался до следующего утра. А оно, как известно, вечера мудренее.
Книга написана на основе испытанного и пережитого автором. Волнующе показано боевое крещение юного защитника Родины — вчерашнего школьника, становление личности и жизненный выбор в острых, сложных обстоятельствах.
Вскоре после победы в газете «Красная Звезда» прочли один из Указов Президиума Верховного Совета СССР о присвоении фронтовикам звания Героя Советского Союза. В списке награжденных Золотой Звездой и орденом Ленина значился и гвардии капитан Некрасов Леопольд Борисович. Посмертно. В послевоенные годы выпускники 7-й школы часто вспоминали о нем, думали о его короткой и яркой жизни, главная часть которой протекала в боях, походах и госпиталях. О ней, к сожалению, нам было мало известно. Встречаясь, бывшие ученики параллельных классов, «ашники» и «бешники», обменивались скупыми сведениями о Леопольде — Ляпе, Ляпке, как ласково мы его называли, собирали присланные им с фронта «треугольники» и «секретки», письма и рассказы его однополчан.
«…Поезжай в армейские тылы, там передашь начальству эти вот бумаги, ясно? Ну и людей посмотришь, себя покажешь. Н-да, в этих местах красавиц пруд пруди…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга повествует о трех поколениях защитников Родины: кавалеристах гражданской войны, бойцах Великой Отечественной и о современных парашютистах-авиаторах.
«Их радист-разведчик расположился хитро… и поддерживал связь по рации со своим начальством. В наступивших сумерках скопление наших войск, наверное, представлялось ему достойной поживой для фашистских пикировщиков».
Повесть Юрия Германа, написанная им в период службы при Политическом управлении Северного флота и на Беломорской военной флотилии в качестве военкора ТАСС и Совинформбюро.
Повесть «Девочки и дамочки», — это пронзительнейшая вещь, обнаженная правда о войне.Повествование о рытье окопов в 1941 году под Москвой мобилизованными женщинами — второе прозаическое произведение писателя. Повесть была написана в октябре 1968 года, долго кочевала по разным советским журналам, в декабре 1971 года была даже набрана, но — сразу же, по неизвестным причинам, набор рассыпали.«Девочки и дамочки» впервые были напечатаны в журнале «Грани» (№ 94, 1974)
Это повесть о героизме советских врачей в годы Великой Отечественной войны.…1942 год. Война докатилась до Кавказа. Кисловодск оказался в руках гитлеровцев. Эшелоны с нашими ранеными бойцами не успели эвакуироваться. Но врачи не покинули больных. 73 дня шел бой, бой без выстрелов за спасение жизни раненых воинов. Врачам активно помогают местные жители. Эти события и положены в основу повести.
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В документальной повести рассказывается об изобретателе Борисе Михалине и других создателях малогабаритной радиостанции «Север». В начале войны такая радиостанция существовала только в нашей стране. Она сыграла большую роль в передаче ценнейших разведывательных данных из-за линии фронта, верно служила партизанам для связи с Большой землей.В повести говорится также о подвиге рабочих, инженеров и техников Ленинграда, наладивших массовое производство «Севера» в тяжелейших условиях блокады; о работе советских разведчиков и партизан с этой радиостанцией; о послевоенной судьбе изобретателя и его товарищей.