Диверос. Книга первая - [84]

Потом он подкинул ее в воздух, отчего она залилась звонким смехом.

– Ты, Бородатый, тоже не подкачал. Видать, на старости лет настоящим гедаром стал. Нет, вы посмотрите на нее: глазищи-то какие! А волосы! Вот где северная кровь-то. Эй, кроха, сильнее тяни, не стесняйся, не оторвется! Ого, а рука-то у тебя будет твердая! Ну хватит, хватит, а то и впрямь оторвешь деду полбороды – как я домой-то вернусь с таким позором?

Он протянул девочку родителям.

– Настоящей северной красавицей вырастет ваша дочка. Такие как она, в былые времена не нож кухонный, а тельдар двуручный в руки брали.

– Вайге зейва, – Дикфрид одной рукой передал Грейцель матери, а другой по гедарской традиции прикоснулся к мешочку с землей на шее. – Не хватало еще… Лучше уж пей, предсказатель.

Сейчас, сидя на ночной поляне, Грейцель, не раз слышавшая об этом случае от родителей, улыбнулась. Мама всегда потихоньку рассказывала, сколько раз еще потом Дикфрид вспоминал старого Стогальда с его предсказанием! Вспоминал, когда дочка ни разу не пискнула, когда у нее резались зубы: только лежала в колыбели с недовольным видом: сопит, глаза мокрые, а не плачет. Вспомнил, когда, едва научившись делать первые шаги, Грейцель умудрилась свалиться с крыльца, вывихнуть руку и оцарапать ногу – и снова не единой слезинки. И сколько было подобных случаев! А уж когда подросла… Впрочем, об этом Грейцель уже и сама прекрасно помнила.

ГЛАВА 48

Ну как же так можно-то? Вздохнув, Дикфрид посмотрел на стоящее перед ним пятилетнее чудо. Чудо это потирало распухший нос и теребило выцветшую тощую косичку. Видно было, что обладательница всей этой красоты пытается принять виноватый вид, однако в прозрачно-серых глазах, под одним из которых поселился и уже набрал силу не маленький синяк, никакой вины заметно не было.

– Эх, дочка-дочка… – укоризненно покачал головой Дикфрид. – Ну, сколько же мне тебе говорить – ни к чему девочке кулаками размахивать. Не женское это дело.

– А я и не машу кулаками! – возмутилась девчонка, шмыгнув носом. – Я честь свою женскую защищала!

Дикфрид улыбнулся, услышав такие слова от дочери:

– И как же это Ховер на честь твою женскую покусился, что ты его кулаками своими в навозную кучу загнала?

Ховером звали соседского мальчишку, который был всего на год старше. И до покушений на женскую честь ему было еще расти и расти.

– Он меня за косу дернул и ленту развязал – возмущенно топнула ногой Грейцель, и протянула в кулачке развязанную, перемазанную грязью ленточку – И побежал. А я за ним побежала. Мне мама читала, что за красавиц должны храбрецы заступаться, и я когда бежала все время по сторонам смотрела, чтобы хоть один попался. А их нет ни одного. Да я и толкнула-то его один раз, чтобы ленту отдал. И стукнула только чтобы честь защитить, а он драться полез. А куча с навозом там вообще случайно оказалась и он в нее сам упал.

Прикрыл Дикфрид лицо рукой, спрятал смех, потому что негоже поощрять в дочери дикость. Хорошо конечно, что она за себя постоять умеет, да только родителям Ховера от этого радости мало. Мало того, что всю одежду вывешивать сохнуть на заднем дворе от людей подальше, чтобы прохожие ароматов коровьей подстилки от нее не унюхали, так ведь еще и в Аверд везти «похитителя женской чести» – к целителям, челюсть вправлять. Собственно, сам он считал, что ругать девчонку не за что – действительно, не всегда рядом храбрецы будут, чтобы от чужой злобы защитить. Но пожурить надо, того воспитание требует. Потому, напустив на себя суровости сколько мог, Дикфрид погрозил дочери пальцем.

– Грейцель, ну куда же это годится. Защищать свою честь – это правильно, но сама-то ты зачем в драки ввязываешься? Кто братьев задирает? Кто позавчера с мальчишками по деревьям лазил? А на бревно четыре дня назад ты зачем пошла?

– На шестах биться.

– Какие тебе битвы – шест же в четыре раза тебя длиннее! Упадешь, сломаешь шею – что мы с мамой делать будем?

– Не упаду и не сломаю, – гордо заявила Грейцель. – Я по этому бревну уже с закрытыми глазами бегать могу. Только мне шест еще не дают.

– А я тебе читал, к кому приезжают храбрецы в белых плащах? Которые из Аверда?

– К красавицам, – наморщило лоб юное создание.

– Ну, вот видишь, – Дикфрид начал осматривать боевые следы на маленькой мордашке. – А у тебя вон – нос распух, синяк под глазом, волосы растрепанные, одежда грязная вся – какая же ты красавица? Увидит тебя храбрец и скажет: «Не буду я такую грязную от страшного чудища спасать, пусть оно ее ест. Хоть помоет перед едой».

– Да какой же он храбрец-то тогда? – равнодушно хмыкнула пятилетняя воительница – Он простой трус. А трусам, папа, белые плащи не дают!

– Умная ты у меня… не по годам, – покачал головой Дикфрид. – И ведь возразить-то нечего.

Хруст веток, раздавшийся в стороне, заставил погрузившуюся в воспоминания Грейцель вздрогнуть и очнуться. Кто-то ломился к поляне прямо через кусты. Повернувшись в сторону шума, девушка осторожно сдвинулась в тень и положила руку на лежащее рядом прикрытое плащом оружие.

С громким треском разломилось сухое дерево и следом послышалось возмущенное сипение расержанного пэва.