Дива - [82]

Пугал, стервец!

Зарубин старался запомнить дорогу, но после треть­его зигзага в голове всё перепуталось, а следов на мху почти не оставалось, как на дорогом персидском ковре. Потом выяснилось: Борута кружит по болоту умышлен­но, чтобы заморочить голову и сбить с толку. Когда он на­чал выписывать очередной зигзаг, Зарубин пошёл пря­мо и даже ног не замочил. Топкие места, конечно, были, иные пузырились от обилия метана, однако все хорошо просматривались, особенно при утреннем косом свете. Бо­рута заметил самовольство ведомого, но ничего не сказал и, подлый, вздумал наказать, в очередной раз закладывая петлю. Зарубин пошёл прямо и чуть не угодил в скрытое «окно». Оказавшись на тонущей кочке, он увидел рас­ступившуюся перед ним чёрную полынью, успел пры­гнуть назад, увяз и отползал на четвереньках, искупав­шись до пояса. Проводник всё это видел, но промолчал, и только когда поднялись на лесистый остров, ухмыль­нулся, глядя на мокрого, в торфяной грязи, учёного. Сам он, будучи в коротких сапогах, оставался сухим.

Путь к деревне колдунов занял чуть больше часа, бе­рег мари хорошо просматривался, и возникало ощуще­ние полной безопасности. Если бы проводник не мудрил и не закладывал виражи, ходу до суши полчаса, и обойти надо всего два «окна», действительно опасных, если идти бездумно. То есть недоступность логова нечисти Борутой слишком сильно преувеличена, чтобы набить себе цену. Зарубин уже давно почуял этот скрытый подвох и толь­ко ждал, когда проводник в аномальную зону проколется.

Сам остров, где когда-то была деревня колдунов, на­поминал тонущий в болоте корабль, даже рубка у него была в носовой части в виде лысой горки, окружённой ельником, и довольно острый форштевень, сложенный из крупных валунов. А венчала его стальная тренога — геодезический знак, к пику которого кто-то привязал длинную красную ленту. Всё остальное было, как рас­сказывал попутчик Баешник: заросшие малинником и ку­стами бузины подпольные ямы, замшелые огарки брёв­ен, торчащие из земли, как признак старого пожарища, да некогда угнетённый скотом, а ныне вольно возрос­ший пляшущий лес с причудливыми кронами и скелета­ми старых сухостойных сосен, вызывающих некоторую оторопь. За что, вероятно, моренный островок и угодил в список аномальных зон Шлопака.

Борута молча привёл его к своему потаённому стану, скрытому в густом ельнике, где в крутом берегу остро­ва была выкопано земляное убежище, креплёное брёв­нами. В этом бункере можно было пересидеть ядерный удар, и не только за счёт глубины подземелья; запаса про­дуктов хватило бы года на два. И самое главное, печь то­пить не надо: от болота окрестная земля не замерзала, лишь укрывалось снегом и продолжала хлюпать. Колдуны на острове точно так же грелись, когда весь лес на дрова пустили. Правда, без привычки дышать было тяжеловато: марь источала сероводород, по мнению Боруты, весьма по­лезный для здоровья. Он попадал в землянку через кера­мическую трубу, выведенную наружу, чтобы высовывать датчики, камеры, микрофоны и брать анализ газового со­става воздуха. Для демонстрации Борута выдернул затыч­ку, дал понюхать — откровенно воняло туалетом.

Сам Борута попил воды: при посещении логовища не­чисти полагалось голодать, дабы не опозориться в кри­тической ситуации, как было со Шлопаком, вкусившим сливок из сосуда познания. Прочитав короткую вводную лекцию про аномальную зону, Борута почти сразу лёг на деревянный топчан и захрапел, а Зарубин всё никак не мог принюхаться к сероводороду и при свете крохот­ной свечки попытался найти затычку от керамической трубы. Не нашёл, скрутил чью-то куртку, хотел заткнуть ею, и тут услышал шум на улице, точнее, гвалт неболь­шой, но возмущённой толпы. Звуки доносились из той же трубы, и, если верить Боруте, Зарубин сейчас слышал голос параллельного мира, то есть дивья лесного, кото­рое на острове живёт не от петухов до петухов, а как ему вздумается. На болоте в этот час никого не было и быть не могло, даже днём туземцы опасались приближаться к заколдованным, гиблым местам, если не считать ста­рух и доярок — короче, настоящих ведьм. Слова были не­разборчивы, считывался лишь высокий накал страстей и отдельные бранные выражения.

Кажется, лесное дивьё переживало всплеск агрессии. Было чувство, что параллельный мир готовит нападение и приближается к подземному схрону, шум накатывал­ся волной, вызывая непроизвольную панику. И Зарубин в какой-то миг ей поддался, ощутил назревающий ледя­ной холод и растолкал Боруту. Тот прислушался — тру­ба уже клокотала гневом, наугад откуда-то выхватил за­тычку и заткнул голоса неведомого мира.

— Ложись спать, — сонно посоветовал он. — Пускай визжат, мы тут в полной безопасности. Переждём туман, а вечером ещё не того наслушаешься...

Зарубин стряхнул наваждение, огляделся и безропот­но повиновался, удивляясь собственным чувствам. Ему, как гостю, был предоставлен надувной матрац на топча­не и пуховой спальный мешок — в нетопленном бунке­ре было прохладно и влажно. Он забрался внутрь и ещё долго не мог согреться, сдерживая дрожь и понимая, что она- результат пережитого страха. Шум с улицы всё ещё доносился, но едва слышный и неопасный, и он бы уми­ротворил себя до состояния сна, однако вспомнил, зачем пришёл сюда, оставив свои дела на базе в самом крити­ческом состоянии, — принцесса потерялась! И верить в предсказание Боруты нет никакой охоты...