Дитя в небе - [11]

Через некоторое время они навестили меня в Нью-Йорке. За обедом Фил смущенно признался, что они подумывают пожениться или завести ребенка.

– А почему не то и другое сразу?

Саша ответила:

– Всему свое время.

С тех пор, каждый раз, когда они звонили из Калифорнии, дела, по их словам, обстояли все лучше и лучше.

Примерно за три недели до того как Фил покончил с собой, я получил от Саши вот это письмо:

Уэбер!

Мы с Филом вместе больше не живем. Наши отношения в подвешенном состоянии, но окончательно еще ничего не решено, поэтому ни ему, ни мне пока не очень хочется говорить об этом. Как только мы придем к какому-то решению, ты узнаешь об этом первым. А пока, будь добр, расскажи обо всем Каллен и Дэнни. А мы с вами обязательно свяжемся. Обещаем.

Я много раз пытался дозвониться до них и выяснить, что происходит, но в ответ всегда слышал лишь записанный на автоответчике голос Кровавика. В конце концов, я оставил сообщение: если они хотят поговорить, приехать в гости или будут нуждаться в какой-либо помощи с моей стороны, я всегда в их полном распоряжении. Но после этого от них так и не было никаких известий, пока не позвонила Саша и не сообщила, что Фил мертв.

* * *

– Алло, Саша?

– Уэбер, ты? Привет. Я ждала твоего звонка. – Ее голос казался каким-то очень старым и сухим.

– Я… ээ… мне пришлось позвонить, Саша.

– Знаю. Ты получил кассеты Фила?

– А откуда ты знаешь?

– Я сегодня тоже получила одну по почте, сразу после нашего утреннего разговора.

– Ты не могла бы мне рассказать, что на ней было?

– Там был Фил. Фил, сидящий на диване с Блошкой. Мне тяжело… Я… – Молчание.

– Саша!

Она глубоко вздохнула и наконец отозвалась:

– Он сказал, что хочет показать мне мое будущее. Потом на экране появилась я, причем на больничной койке. Уэбер, там была я на последней стадии беременности. Сначала я решила, что это родильный дом, но, оказывается, нет. Я угодила в больницу потому, что у меня нашли рак, и врачи собираются вырезать опухоль.

– А ты действительно беременна?

– Это невозможно. Мы с Филом не были близки уже много месяцев. К тому же, у меня совсем недавно были месячные. Потом на экране снова появился Фил и заявил, что все якобы зависит от тебя. Ничего не понимаю! – Она всхлипнула. – Уэбер, в чем дело? Черт бы его побрал! Где он? Боже мой! Боже мой, ну где он?

– Тише, тише, Саша, тш-ш-ш… Помолчи минуточку, милая. А на пленке больше ничего не было?

– Нет. Я получила только эту кассету и ксерокопию «Мистера Грифа».

– А это еще что такое?

– Так, небольшой рассказик. Он собирался снимать по нему свой следующий фильм.

– Ясно. Слушай, сделай одолжение: сейчас повесь трубку, пойди снова поставь кассету и посмотри, нет ли на ней чего-нибудь еще.

– Хорошо. – Она даже не спросила, зачем это нужно, а просто повесила трубку и через несколько минут перезвонила снова. – Нет, больше ничего. Только я в больнице беременная и с раком. Ты собираешься сюда?

– Да. Буду, скорее всего, завтра.

– Я тут звонила его родителям. Знаешь, что ответил его папаша? «Хорошо. Когда похороны?» И больше ничего, причем совершенно спокойно: «Когда похороны?»

– А его сестре, Джекки, не сообщила?

– Отец сказал, что до нее не дозвониться. Она, мол, сейчас где-то в Нигерии, изучает каких-то насекомых или что-то в этом роде. Обещали послать ей телеграмму. Нет, ну это ж надо! «Хорошо. Когда похороны?» И все. Только это. «Эй, мистер, у вас сын умер!» «Хорошо. Когда похороны?»

Час спустя я собрал вещи и сидел у окна, раздумывая над происходящим.

На вопрос Саши о содержании кассет, которые Фил послал мне, я ответил, что там было лишь его короткое прощание и разные глупости, которые мы с ним снимали во время моего последнего приезда к ним.

Повесив, наконец, трубку, я снова просмотрел первую кассету, но ничего нового на ней не появилось. На других двух тоже.

Я выключил свет. Мне очень хотелось посидеть и подумать в темноте. Через некоторое время я поймал себя на том, что, сам того не сознавая, смотрю на неосвещенные окна квартиры любительницы походить нагишом. Когда же мне наконец удалось сосредоточиться и сфокусировать взгляд, я разглядел в ее неосвещенном окне едва различимую фигуру сидящего человека. Может быть и она, не подозревая обо мне, тоже смотрит в окно? Я улыбнулся. Неплохая могла бы получиться сцена для фильма.

Зазвонил телефон. Не отрывая взгляда от своей невидимой соседки, я снял трубку.

– Уэбер? Здравствуй, это Каллен.

– Привет.

– А больше ты мне ничего не хочешь сказать? «Привет» и все? Что было на кассетах?

После того как я очень тихо, едва ли не шепотом все ей рассказал, она долго молчала. Потом сказала:

– Бедненький ты мой. Значит, говоришь, любительские съемки апокалипсиса, да? Представляю, каково тебе было смотреть такое. Кстати, знаешь что? Это напомнило мне о том, что как-то сказал Фил. Однажды я стала расспрашивать его о новой серии «Полуночи», которая вот-вот должна была появиться на экранах. Мне хотелось знать, будет ли она такой же мерзкой, как и предыдущие. Знаешь, что он ответил? «Я вел себя в ней очень хорошо. Тебе будет по-настоящему стыдно за меня».

На следующее утро в семь часов в дверь позвонили: почтальон принес отправленное вчера экспресс-почтой из Калифорнии письмо. Расписываясь в получении, я разглядывал красно-бело-голубой конверт, на котором рукой Стрейхорна был надписан мой адрес.