Дитя Океан - [10]

Я пошел разбираться с мотоциклистом, а когда закончил, это минимум через четверть часа, выхожу в предбанник. Те двое как стояли, так и стоят. Меня там не было, но я на сто процентов уверен, что они за все это время словом не перекинулись, такие вещи чувствуешь.

— Ну что, дамы-господа? — говорю.

Муж подталкивает жену локтем. Она подходит поближе и выдает буквально следующее:

— Да мы насчет ребят… они сбегли…

— Что, простите?

— Ребята… ребята у нас сбегли.

И у нее вырывается какое-то утробное рыдание. Вроде икоты. Продолжения не последовало. И то она, должно быть, простить себе не могла, что дала волю чувствам, и секунду спустя опять закаменела. Видно, она здорово переживала, и давно уже, да еще пришлось высказать это вслух, слова подобрать подходящие: «ребята у нас сбегли» — все это ее и перебуровило.

Мужик от дверей глядит набычившись, типа: «Ну пришел я, ладно, раз моя так решила, но говорить — это пускай она. Это не ко мне».

«Ребята», по ее словам, ушли среди ночи. Во всяком случае, утром их уже не было. А почему они вдруг ушли? Она не знает. Раньше они такого не проделывали? Нет, это первый раз. А не может так быть, что они просто-напросто в школе? Нет, в школе их нет. И только сейчас собрались, наконец, обратиться куда следует? Да, потому что сначала сами искали.

Что искали — это можно было не сомневаться: искали. Оба растрепанные, вымокшие, глаза безумные. Вряд ли кто поверил бы, что до такого состояния их довела партия в бридж у префекта.

Оформляю протокол, вызываю Жан-Пьера — он мой напарник, тоже южанин, — и мы выезжаем.

Супруги Дутрело — так их зовут — едут впереди в своем «Пежо-404» незапамятного года, у которого отсутствуют, в числе прочих мелочей, задний бампер и левое зеркало.

Во дворе фермы стоит красный «Фольксваген», и какая-то пара смотрит, как мы подъезжаем.

XV Рассказывает Паскаль Жосс, тридцать четыре года, механик, муж Натали Жосс

Это она первый раз такое учудила, моя Натали. В ночь-полночь кошмарный такой кошмар, по полной программе.

— Спаси меня отсюда! Спаси!

И цепляется за мою руку, прямо ногтями впилась.

Спасти ее — это я всегда пожалуйста, откуда угодно, но пусть бы она тоже постаралась. Насколько я понимаю, первая помощь в таких случаях — разбудить. Я зажег свет, взял ее лицо в ладони, погладил.

— Проснись, Натали… проснись, я тут, с тобой…

Без толку: невидимые враги, похоже, не спешили выпустить ее из своих когтей. Я бы за нее их всех урыл, порвал и в капусту изрубил, только как их разглядеть-то, вот проблема. В конце концов она все-таки открыла глаза. И первое, что увидела, была моя физия. Ее это, похоже, обрадовало: так и кинулась, прижалась ко мне, обхватила крепко-крепко. Прямо как утопающий за спасательный круг. В такие вот моменты чувствуешь, что ты для чего-то нужен, не зря живешь на свете, и это, признаться, лестно. На сервисе, где я ишачу, от клиентов редко когда дождешься такой почести.

— Это был просто страшный сон, — говорю ей. — Все хорошо… Давайте успокоимся, мадемуазель…

Я обнял ее и так и держал, пока она приходила в себя. Нашептывал ей всякие ласковые слова. За этим занятием я вспомнил, что очень ее люблю, но сейчас не о том речь…

Потом, минут через десять, мы сидели на кухне за чашкой горячего молока, она говорила, а я слушал. Ее рассказ про маленького умника и шестерых его братьев-близнецов мне кое-то напомнил. Долго держать это про себя я не стал:

— Слушай, это ты про Мальчика-с-пальчика, что ли, рассказываешь?

Она на меня уставилась, как с дуба рухнула. Но ведь очевидно же, разве нет? По части литературы я не большой спец, но классику-то уж как-нибудь знаю. Даже помню, что в той сказке Перро мать любила одного сына больше других, потому что он был «рыженький», а она сама была рыжая. На меня это в детстве произвело сильное впечатление. Оно и понятно: уж насчет рыжины меня природа не обидела — у меня не волосы, а пожар форменный. Так вот, я говорю, все ведь сходится один в один: шестеро братьев, все близнецы, а последний — маленький недоносок с палец ростом, который, ясное дело, и есть главный герой. Для полноты картины не хватало только злодея, Людоеда, в смысле. Но женушка моя, похоже, как раз его и видела, оттого и напугалась так.

— Самое невыносимое — это что мальчик все время смотрел на меня… Его подвергали ужасным мучениям, а он только смотрел на меня и как будто говорил: «Видите, что вы наделали? Чистая работа, правда?»

Я не стану вам пересказывать, как именно измывались над мальчиком в кошмаре Натали. Я такие вещи терпеть ненавижу. Даже говорить про них.

Чтоб окончательно ее успокоить, я пообещал, что завтра поеду с ней, и таким-то вот образом мы и очутились оба где-то в полвторого во дворе фермы Дутрело.

— Ты посиди в машине, больше ничего. Просто чтоб я знала, что ты тут. Эта баба… я ее боюсь.

Двор был точно такой, как рассказывала Натали. Дутрело явно не выписывали «Дом и сад».

Пес был на месте, сидел перед домом; он здорово косил — вот об этом жена не упоминала. Кроме него — ни души, ни больших, ни маленьких. Это был вторник; дети, допустим, в школе. А родители где? Я посигналил, потом еще раз. Пес молча буравил нас взглядом, вернее, пытался буравить. Для этого ему приходилось наклонять голову набок, от чего его облик интеллектом не поражал, если вы понимаете, о чем я. Я вылез из машины и пошел к амбару поглядеть, нет ли там машины. Машины не было, только трактор, причем убитый как не знаю что. Я повернул было обратно, как вдруг услышал мяуканье. Судя по звуку, котята были совсем маленькие, вот только где? Я человек по жизни любопытный, Натали вечно меня за это шпыняет. Все мне надо увидеть, все узнать — это сильнее меня. Так что я уши навострил и, с минуту поиграв в «горячо-холодно», обнаружил пискунов в самой глубине полуразвалившегося шкафа. Семь котят, еще слепых — сбились в кучу и пищат, есть просят. Мать, должно быть, была где-то недалеко. Я присел на корточки рассмотреть их поближе. Сам я родом из деревни и знаю эти дела: семь котят на ферме, тем более на такой, — перспективы у них, как правило, самые незавидные. В лучшем случае — в мешок да в воду, в худшем — в яму и лопатой. Слабонервных просят удалиться. Было у меня искушение спасти хоть одного, взять себе — но куда нам, в квартире, да с ребенком? Тут и кошка появилась и легла, подгребла их под себя.