Дитя огня - [85]

Скоро Матильда перестала донимать женщину расспросами. Деревня была небольшой, базарный день близился к концу, но многоликая толпа утомляла девушку. Уже несколько лет она не видела столько людей, которые собирались в одном месте, чтобы беззаботно смеяться, браниться, пить, ворчать и проклинать жизнь, а потом снова ею наслаждаться.

Матильда присела на пыльную землю и положила голову на колени.

Под вечер женщина подошла к ней и долго ее рассматривала.

– Эсперленк – хороший человек, – вдруг заявила она.

Матильда подняла глаза:

– У него есть мельницы на берегу Андели, не так ли? Как мне добраться до реки, а от нее до Питра?

– Эсперленк мелет зерно для крестьян за хорошую плату.

Эти слова еще не указывали путь к нему, но принесли Матильде облегчение. Значит, Спрота все же правильно сделала, что вышла замуж за этого человека.

– Пойдем со мной, – позвала женщина.

Вскоре желание Матильды как можно скорее добраться до Питра осуществилось. После смерти супруга, странствующего торговца, женщина вышла замуж за бедного крестьянина, двор которого был таким же маленьким и убогим, как и двор Панкраса и Ингельтруды. Отличался он лишь тем, что в нем звучали громкие крики: пятеро мальчиков спорили из-за скудного ужина. Они с любопытством поглядывали на Матильду, но мать быстро их успокоила. Не желая злоупотреблять гостеприимством, девушка почти ничего не ела. Спать ее положили возле печки. На следующее утро женщина заявила, что двое из ее сыновей отправляются за семенами и Матильда может пойти с ними, а потом свернуть в сторону Питра.

Когда матери рядом не было, оба мальчика снова стали пристально разглядывать Матильду. Это смущало девушку, но они не подходили к ней слишком близко и оказались такими же неразговорчивыми, как и их родители. Сначала мальчики вели ее по широкой улице, а потом – по узким тропинкам. Через два дня у Матильды заболели ноги, к едва зажившим ранам и волдырям добавились новые, но апрельское солнце вытеснило холод из ее тела и мрачные чувства из ее сердца. Она сможет добраться до Спроты и будет там в безопасности. Даже на последнем участке пути, который девушка прошла одна, она смогла отбросить свои страхи, успокаивая себя тем, что в весенний теплый день на нее не нападет жестокий разбойник. Глубоко внутри Матильда, конечно, знала, что страшные преступления совершаются как в сером, так и в красочном мире, но с каждым шагом навстречу своей цели она все больше верила, что это не так.

Когда Матильда добралась до Питра, она вдруг пала духом. Уже наступил вечер; город, казалось, уснул; люди закрылись в своих домах. На пустынных улицах девушке было не у кого спросить, где живет Эсперленк. Тем не менее она догадалась, что ему должен принадлежать самый большой и к тому же сооруженный из камня дом.

Он единственный был освещен, а его обитатели, казалось, не спали. Во дворе горели факелы и стояли лошади. Всадники явно торопились сюда, потому что спешились, едва успев остановиться, и не обратили внимания на Матильду. Все они вошли в дом через узкую дверь, и, хотя она быстро за ними захлопнулась, девушка тоже подошла ближе и постучала.

Дверь открыли не сразу, и, к своему удивлению, Матильда увидела перед собой мужчину, который в своем кожаном камзоле, с мечом на поясе и в бронзовом шлеме был похож на воина графа Вильгельма.

– Что тебе нужно? – крикнул он. – Если ты хочешь поесть, приходи завтра утром.

Матильда в недоумении смотрела на него, пытаясь понять, почему дом Эсперленка охраняет вооруженный человек, а воин тем временем окидывал ее презрительным взглядом. Лишь через некоторое время девушка осознала, что из-за ее потертой, испачканной и залатанной рясы он принял ее за нищенку.

– Я… я не прошу еды. Мне нужна Спрота. Я ее хорошая знакомая.

– Такое может говорить кто угодно.

Мужчина выпрямился, будто хотел казаться еще выше, хотя и так намного превосходил ее ростом. В другое время Матильда испугалась бы, но сейчас, выдержав столько мучений и преодолев столько препятствий, она просто не могла струсить.

– Я ее родственница, – солгала она, – из Бретани. Если бы я обманывала, то не умела бы говорить по-бретонски.

А она прекрасно владела этим языком.

Воина это поразило, как, впрочем, и саму Матильду. Она часто слышала этот язык, понимала его, но никогда им не пользовалась. Теперь же она слепо полагалась на свои инстинкты, которые помогали ей выживать.

Мужчина явно был озадачен. Он крикнул человеку, который, видимо, стоял за дверью, что-то невнятное и хоть и не впустил девушку внутрь, но прогнать ее тоже не решился. Вскоре из дома выскочила женщина.

Матильда помнила Спроту худенькой и невысокой, а женщина, выбежавшая во двор, была полноватой. Только когда она подняла факел и свет озарил ее лицо, девушка узнала ее и поняла, что та ждет ребенка.

– Спрота! – выдохнула Матильда.

Лицо Спроты тоже изменилось, но, в отличие от тела, оно казалось измученным и бледным, а глаза были красными, как будто она много плакала. И все же, какой бы несчастной она ни выглядела, сейчас значение имело лишь то, что это была Спрота. Наконец, поддавшись усталости, девушка бессильно опустилась на колени.