Дитя огня - [120]

«Как будто это может помочь, – подумал Арвид. – Скоро земля будет насквозь пропитана кровью». Когда он наклонился к юноше, тот вздрогнул.

– Я видел это! – крикнул он в панике.

– Что ты видел?

– Как он отрубил ему голову!

Арвид был уверен, что этим утром много людей осталось без головы, но из рассказа заикающегося юноши понял, что тот видел самое начало боя и то, почему он разразился раньше, чем планировал Бернард Датчанин.

– Что случилось? – спросил Арвид.

Несмотря на заикание, юноша мог говорить внятно. Он ждал у палатки, в которой разговаривали Людовик, Бернард и Харальд, когда возле нее неожиданно появился Эрлуин, граф Монтрей.

– Предатель… – пробормотал юноша.

«Кого сегодня нельзя назвать предателем?» – подумал Арвид.

Эрлуин и в самом деле вел нечестную игру. Лишь потому, что он отчаянно попросил о помощи – Арвид своими глазами видел его стоящим на коленях, – Вильгельм начал войну с Арнульфом и в итоге нашел свою смерть. Но, вместо того чтобы вступиться за сына Вильгельма, Ричарда, Эрлуин притворился верным вассалом короля Людовика. Он прибыл сюда вместе с ним и полагал, будто находится в безопасности. Это стало последней ошибкой в его жизни: его узнал один из норманнских воинов, который громко выкрикнул его имя, и не успел Людовик выйти из палатки и предотвратить убийство, как один из датчан отрубил Эрлуину голову.

– Кровь брызнула во все стороны! – пожаловался юноша.

Он тер лицо руками и отряхивал одежду, как будто и сам испачкался. Арвиду хотелось сказать ему, что мокрое пятно было не чужой кровью, а его собственной мочой, но это вряд ли могло утешить мальчика.

– А потом? Что случилось потом?

– На датского воина накинулся мужчина – Ламберт, брат Эрлуина. Может, он хотел отомстить за его смерть, я не знаю. Но после этого началась битва.

Юноша замолчал. То, что произошло потом, нельзя было описать словами. Кроме того, ужасный шум заглушил бы его голос. Арвид понимал, что здесь, в палатке, становится небезопасно и что в пылу боя ее могут просто снести.

– Спасайся! – крикнул он мальчику, и тот широко открыл глаза, но потом быстро повернулся и убежал.

Арвид вышел намного медленнее и осторожнее. Больше всего он боялся получить удар мечом, но когда выглянул из палатки, то едва не попал под копыта лошади.

Прямо перед ним лошадь заржала, встала на дыбы и сбросила раненого всадника на землю. Из груди мужчины торчали три стрелы.

Арвид пригнулся и подождал, пока лошадь успокоится. Изо рта у нее шла пена, глаза налились кровью, но в какой-то момент у нее больше не осталось сил, чтобы встать на дыбы еще раз. Арвид схватил уздечку и стал ласково гладить животное. Эти лошади – дестриэ – были боевыми, их выращивали и обучали лишь с одной целью – использовать во время сражений, поэтому они не боялись запаха крови и смерти. Но, возможно, это животное, так же как и испуганный юноша, было слишком молодым и не знало, что битвы, которые позже будут воспевать в героических песнях, в действительности несут с собой лишь грязь, зловоние, страх и гибель.

– Тихо, – шептал Арвид, – тихо…

Он успокаивал лошадь и успокаивался сам. Постепенно животное стало ему доверять, позволило сесть в седло и само выбрало путь – подальше от лихорадки боя. Лошадь беспрепятственно поднялась на холм и добралась до опушки леса. В тени ближайших деревьев Арвид остановил лошадь, повернул ее и посмотрел вниз на воинов. Когда он сам был в гуще сражения, ему казалось, что вокруг царит суматоха, но теперь, видя все поле битвы, он заметил в ней некую упорядоченность. По крайней мере, норманны не предавались слепой жажде крови, а применяли определенную тактику. Они наступали на противника способом, изобретение которого приписывали Одину: в первом ряду стояли два человека, во втором – три, в третьем – четыре, и таким образом воины вклинивались во вражеские ряды, при этом оставляя своим товарищам достаточно места, чтобы те могли замахнуться мечом.

Датчане, как заметил Арвид, сражались похожим способом, их снаряжение напоминало доспехи норманнов. Различить воинов можно было только по лошадям: если у норманнских лошадей были подковы, седло и стремена, а грудь и живот защищали ремни, то датчане вели своих животных в бой только с помощью мундштуков и шпор. Пользовались противники одинаковым оружием или разным, Арвид издалека определить не мог, но смерть, которую несло это оружие, будь то длинный меч, короткий нож или секира, была одинаковой. Железо блестело на солнце, и могло показаться, что кровавая купель на самом деле была серебристым морем.

Арвид совершенно потерял чувство времени. Первый приступ кровожадности прошел: воины сражались уже не лихорадочно и яростно, а тщательно обдумывали удары. Сдаваться тем не менее никто не собирался. Еще во время пребывания в замке Вильгельма Арвид узнал, что воины дают своим мечам имена, такие как «Выжигающий раны», «Смакующий кровь», «Ненавидящий жизнь» или «Отсекающий ноги». Возможно, именно по этой причине оружие, будто живое существо, стремилось воспользоваться своим правом на ненависть и убийство, даже если тот, кто его держит, уже давно устал и выбился из сил.