Дитрих и Ремарк - [77]

Длинная жизнь, очень длинная, насыщенная событиями жизнь. Все дальше уносит река времени даты, размывает островки памяти. Остались фото, киноленты, записи. Остались письма Ремарка — лучший по своей поэтической магии, по несокрушимой вере в колдовскую магию слова — последний любовный роман ХХ века. И что бы еще ни говорилось о Марлен и Эрихе, главное прозвучало давно. Но не было понято по-настоящему.

«Я писал тебе когда-то: «нас никогда больше не будет». Нас никогда больше не будет, сердце мое.

Коротко любимая и нерушимая мечта…»

А если бы было понято? Разве что-то могло сложиться иначе? А разве может пришедший в жизнь понять уходящего, сытый голодного? Увы. Из всех болезней людского непонимания, непонимание влюбленного и разлюбившего — самое безнадежное.

Рецензия Распопина В.Н

Во второй половине 2007 года популярная «вагриусовская» серия о любви выдающихся людей (см. на нашем сайте рецензии на книги И. Емельяновой «Пастернак и Ивинская», С. Сеничева «Александр и Любовь», Ю. Сушко «Владимир и Марина», Б. Носика «Анна и Амедео») в третий раз изменила формат, вместе с ним и оформление и ко всему обрела, наконец, название «Двое». Серия пополнилась несколькими книжками, из которых мне удалось познакомиться пока лишь с одной. Это — работа Людмилы Владиславовны Бояджиевой, известной еще с советских времен писательницы и искусствоведа, в последние же годы автора немалого числа романов легкого жанра, написанных с благой, но, на мой взгляд, изначально обреченной на неуспех целью адаптировать для современного не читающего сознания «Графа Монте-Кристо» и тому подобную классическую беллетристику. Упаси Бог, я не о том, что Л.В. Бояджиева неспособный литератор. Как раз напротив — очень даже способный. И — профессиональный искусствовед, чему свидетельством ее серьезная книга в серьезной серии «Жизнь в искусстве» о Максе Рейнгардте. Просто я думаю, что любая попытка подстроиться под не читающее сознание именно что изначально обречена, если, конечно, истинной сущностью подобных акций не является естественное желание быстро и без затей заработать приличные деньги. Хуже того, я не думаю, что основная масса представителей не читающего сознания вообще должна читать книжки, да и получать полное среднее образование — тоже. Зачем, если ничего сложнее таблицы умножения это сознание все равно не воспримет? Зачем, если Голливуд, Болливуд и отечественный глянец вполне удовлетворяют культурные запросы массы? Зачем, если идеалистическую ветку развития под руководством кремлевских мечтателей мы уже однажды проходили, и самая читающая в мире страна от мала до велика просто и естественно ограничила свои интеллектуальные потребности Дэном Брауном и Донцовой, если пятитысячный тираж для сколько-нибудь отличающейся от названных примеров книги уже избыточен, классика переиздается лишь под премьеру телесериала, а серьезная специальная литература скоро, как в Америке, будет печататься только на ризографе и только под заказ, хоть в одном экземпляре.

Впрочем, речь не об этом. Речь о книжке Людмилы Бояджиевой «Дитрих и Ремарк», вышедшей в 2007 году в «вагриусовской» серии «Двое». Она оставляет, мягко говоря, двойственное впечатление. С одной стороны, увлекает, хотя, в сущности, не более чем компонует и пересказывает хорошо известные мемуары Марлен Дитрих, ее дочери, а также письма и (немного) романы Ремарка. В этом смысле критиковать автора, пожалуй, не за что, хотя — как посмотреть… Конечно, книжка и называется «Дитрих и Ремарк», и с самого начала утверждает: Дитрих — главная героиня повествования. В ее бурной жизни Ремарк — пусть прекрасный, однако лишь эпизод. Но, право же, если говорить о большой любви (а серия-то именно о ней, о большой любви выдающихся людей!), то она-то как раз была не у Дитрих к Ремарку, а у Ремарка к Дитрих. И именно Ремарк превратил эту любовь в несколько сильнейших романов трагической эпохи заката христианской культуры. Именно Ремарк — даже не романом писем к Дитрих, а именно «Триумфальной аркой» и «Тенями в раю» — создал прекрасный надгробный памятник и этой любви, и эпохе, и, пожалуй, всей классической художественной литературе. Последней — уж точно не намеренно и, скорее всего, потому, что сам ни по масштабу личности, ни по масштабу дарования, ни по судьбе классиком не был, а был художником маньеристского склада (в широком смысле термина) и истериком. В то же время холодная, расчетливая Дитрих… Я просто хочу сказать, что мне при чтении книжки Л. Бояджиевой не хватало Ремарка, а Дитрих уже к середине небольшого повествования смертельно надоела. Ну, вот представьте себе, что книжка о любви-ненависти Блока и Менделеевой была бы написана с позиции Любови Дмитриевны. А что? Она ведь тоже была бездарной актрисой!..

С другой стороны, увлекательное это чтение, пожалуй, излишне развлекательно для серии, в которой прежде выходили несколько более серьезные повести, во всяком случае, тексты, не совмещающие прямую речь героев, придуманную автором, и фрагменты из их книг и писем. Вообще говоря, смешение стилей в книжке Людмилы Бояджиевой чисто окрошечное. Начинается она как дамский роман: — Ты меня любишь? — Да! — Ах! — и он поднял ее сильными руками высоко-высоко к синему небу весеннего Парижа, и она задохнулась от запаха цветущих каштанов… Ну, примерно так, затем переходит в правильный, привычный, данный как бы от незаинтересованного третьего лица рассказ о молодости нашей ушлой героини. И только к середине книжки, пересказав множество эротических подвигов Марлен, автор наконец добирается до Ремарка. А потом, естественно не бросая уже насовсем беднягу, время от времени возвращаясь к его письмам и романам, вновь, всерьез и надолго, обращается к актрисе, к ее новым победам, чередующимся, однако, в силу возраста, уже с поражениями, чтобы в конце концов, сохраняя в душе восхищение, некоторым образом развенчать эту женщину, никого за долгую свою, почти столетнюю жизнь, кроме самой себя, не любившую и ничего, в сущности, не создавшую в искусстве, кроме, разве что, моды на лесбийский стиль одежды. Подумаешь — не Дитрих, так какая-нибудь другая эмансипе сделала бы то же самое в то же самое время!..