Диспут с кришнаитами - [6]

Отец Андрей, я хотел попросить, что если Вы слышите что-нибудь подозрительного фонологического, нефилософского, то можете попросить меня более корректно переводить, так как я уже сказал, что у меня нет опыта перевода межконфессионального диалога.

Диакон А. Кураев: Отсюда следующий вывод для меня. Мы с вами входим в сферу личностного божественного волюнтаризма. То есть если для традиции майавады, адвайты, для них — Бог по необходимости, по природной необходимости присутствует в природе и в людях, то для персоналистических школ богословия Бог входит в мир по свободному решению Своей любви. Для меня здесь следует вывод как раз как бы узнать, где эта любовь она открыла себя частично, потому что я думаю, любой из нас признает возможность частичных откровений. А где более полно или даже всецелое дарение Бога Себя — людям? Я думаю, что именно здесь и будет пространство для естественного несогласия. Вы прекрасно знаете, что очень многие западные и христианские исследователи индийской культуры говорят, что «Бхагават-Гита» — это индийское Евангелие. Но при этом эта схема с христианской точки зрения выглядит так, что Господь грекам дал философов, евреям — пророков, а индусам — «Бхагават-Гиту». Но и там, и там, и там — это ступени для того, чтобы в конце концов принять полноту христианских Евангелий. Насколько я понимаю, ровно такое же отношение будет и со стороны вайшнавов. Евангелие — Бхагават-Гита для европейцев. Это некая подготовительная ступень для того, чтобы принять со временем более полное откровение, которое, конечно же, адепты Общества Сознания Кришны видят в своих сакральных текстах. Так что, поэтому, Ваш изначальный тезис о том, что мы видим одни и те же экзистенциалы, одни и те же сущностные проявления религиозной любви в разных религиях мне представляется, что этот тезис все-таки немного маскировочный, потому что мы и в самом деле похожи в том, что у нас у обоих есть свое представление об иерархии откровений, но в этой лестнице откровений мы, конечно, на разные ступени ставим различные сакральные тексты. И вот с этим и будет связано принципиальное поле для нашей дискуссии.

М. Осипов: Если позволите, отец Андрей. Я немного, в силу необходимости, изучал именно православные (не могу сказать, что изучал православное богословие — слишком мало времени проводил в исследованиях), но мой опыт общения со священными христианскими текстами говорит о том, что у Вас есть очень ясное определение и любви, и ее проявлений. Скажем, апостол Павел, если не ошибаюсь, в послании к Галлатам, говорит о плодах любви, о плодах Духа Святого. Он говорит именно поскольку необходимость была видимо в том, чтобы людей, которым он проповедовал и обращался, предостеречь от неправильных проявлений того, что может казаться божественностью или духовностью, и — правильных. И он дал четкие критерии, с которыми мы, вайшнавы, полностью согласны. Может быть, это могло бы стать предпосылкой, некоторым стандартом, по крайней мере определением, где любовь содержится и проявляется. Он говорит, что плоды Духа Святого — это долготерпение, целомудрие, смирение…Вы можете их перечислить лучше, чем я. Потом идут плоды плоти: похоть, алчность и т. д. И вот именно это, с моей скромной точки зрения, может стать основой или хорошим мерилом, или критерием для того, где, по крайней мере, божественная любовь проявляется. Прежде, чем мы говорим о степени ее проявления. Потому что, прежде, чем мы говорим о степени проявления божественной любви, мы должны определиться с критериями, а что это такое, чтобы не перепутать зерна с плевелами. И видимо тогда уже мы можем говорить, что степень проявления божественной любви может также, не обязательно только этим, отчасти измеряться тем, насколько та или иная традиция, скажем, даже лучше жизнь последователей или святых в той или иной традиции проявляется эти конкретные качества, в какой степени. Это будет одним из возможных критериев измерения степени проявления божественного откровения в той или иной традиции.

Диакон А. Кураев: Верно, и как раз по этому принципу я построил свою книгу «Дары и анафемы». Там я предложил как раз сравнивать разные религиозные традиции по тому, как они понимают божественную любовь. В частности, предполагается ли, что любовь Бога к людям имеет гностический характер, гностическое проявление?

М. Осипов: А под гностическим проявлением что Вы понимаете, чтобы я мог подробно объяснить?

Диакон А. Кураев: Речь идет о том, что главное действие божественной любви — это то, что он дает подлинное божественное знание.

М. Осипов: Под знанием имеется в виду некоторая интеллектуальная осведомленность?

Диакон А. Кураев: Нет, не только. Гносис — это более глубоко.

М. Осипов: А что именно, чтобы я мог объяснить, потому что православное богословие значительно отличается от католического?

Диакон А. Кураев: Доктор теологии должен знать этот термин- гносис. Или же любовь Бога к людям носит не только гносеологический, но и онтологический характер? И тогда Бог входит в мир людей для того, чтобы себя дарить и раздать. И тогда Он становится не только Учителем, но жрецом и жертвой одновременно. Бог — и жрец, и жертва одновременно. И Бхагават-Гита все-таки еще стоит на гностических позициях, которая может иметь параллель с Богом ветхозаветных пророков, а вот в Новом Завете уже проявляется следующих шаг схождения Бога к людям.