Директория IGRA - [8]

Однажды повела дочь к ней, зачем-то внушала, что идут к родной тете.

- А еще знаешь кто она? - чтобы, увидев карлицу, дочь не испугалась. - Подруга наших гномов. - Решила, что если Аля ее примет - пригласит домой.

Как только Аля увидела Гурию, в глазах появился страх, ни на шаг не отходила от мамы, потрясена и боится.

- Ты гном? - спросила у тети, и та, не поняв (забыла, что говорила Норе), пожала плечами.

Когда пришли домой, Аля стала изображать тетю, передразнивая ее манеры, горбилась, ходила, как та, вперевалку, изгоняет из себя страх!

- А если бы я тебя дразнила? - Не знает жалости!

- И дразни! - Потом напомнила маме, что та ей сказала неправду.

Мустафа больше не видел Гурию. И ни о чем не спрашивал, - ждал, что Нора сама скажет.

И шло, как прежде, будто ее не было.

Изумление, да-да, именно изумление было в голосе Норы, когда, напуская на себя печаль, однажды обжегшись, перестал ей верить? сообщила, что сестра умерла.

- Как? Когда?! - Мустафа был потрясен.

- Уже похоронили.

- Почему я узнаю теперь?

Промолчала. Снова врет? Чтобы вторично убить живую!

- Это правда, - тихо добавила.

Норе позвонили:

- Вы ее родственница?

- Да, а что случилось?

- Приезжайте в больницу.

Дальше - словно не с ней: морг, прощанье в театре... Не сказала, что сестра. Какая же сестра, если рядом с нею никогда не видели?

Собралось столько народу и такие светила, Нора была ошарашена, раздавлена - всю жизнь жалела сестру... Неужели завидует?

Никогда не верила и всерьез не принимала ее рассказы о себе, чего не придумаешь обделенной? Бредни!

-... Знаешь, у меня обнаружился талант. - И смеется.

- Какой?

- Экстрасенса. - Норе было неловко, что та играет в модную игру, потом стала ее жалеть. - Хочешь, на тебе продемонстрирую? Вот мои руки... - Нора перебила ее:

- Не надо.

Та сразу сникла: - При неверии эффекта не будет. Надо довериться, тогда поможет.

- Слава Богу, я здорова.

- Я уже многим помогла.

- Да? Она не должна чувствовать, что я ее жалею.

Гурия усмехнулась: твои мысли - у тебя на лице.

- Думаешь, сочиняю? - Пусть утешится. - И не спросишь, кому?

- Кому же?

- Скажу - снова не поверишь.

- Нет, говори.

- Смоктуновскому! "Вы клад!" - сказал он мне.

О моя бедная сестричка! - Еще кому?

- Джигарханяну.

Телевизор много смотрит. - И он?..

- А, ну да, поняла - вражда и так далее... Он далек от таких глупостей. Пошутил однажды: играл, дескать, итальянца, еврея, турка, даже армянина, - вот и весь его ответ! А сейчас я работаю с Магомаевым.

- Муслимом? - невольно вырвалось.

- А есть еще какой знаменитый?..

(Были на похоронах). Услыхала вдруг:

- Не явился даже!

О ком они?

Однажды пришла Нора к сестре, а та - в слезах.

- Что с тобой? - Долго увиливала, потом сказала, что с любимым человеком поссорилась.

- Кто он?

- Неважно... - и, глянув на Нору, вздохнула: - Не веришь, что и меня полюбить могут! И даже стреляться!

- Как в романах?

- Да, в романах, которые читаю, придумывая всякие небылицы... Ты ведь так думаешь!

- Ну что ты!

- А мне действительно тоскливо!

- Расскажи о нем.

- Что толку, если решишь, что сочиняю.

- А хоть и сочиняешь! - И что-то банальное сказала, было ощущение неловкости, про выбор способа жить.

И на поминках разговор о том неведомом.

- Ну да, испугался придти!

- Чего ему бояться? И той, от которой ушел, тоже нет в живых, губитель какой-то!

- А у публики успех.

- Был!

И не спросишь: о ком? всем известно, а ей, родной сестре, нет.

- Да, была такая... - с паузой - некрасивая (не скажешь на поминках уродливая), - тут же перебили:

- К ней некрасивая не подходит, лучше - миниатюрная.

- И столькие вокруг вились... Надо же - отбить его!

- Дар у нее был.

- Внушения? Или приворожила?

- Умом - может.

- На уме мужика долго не удержишь, нужно что-то еще... - и рукой движение, означающее, очевидно, это что-то.

- Некая витальность!

- Любовь - тайна.

- Тут случай особый: такого красавца скрутила.

- А не явился!

Так и не узнала Нора, кто?

С тех пор... казалось бы, облегчение после смерти сестры, - нет: катилось, катилось - скатилось на мелочи, - трещина в их с Мустафой любви, и чуть что - война, а повод - любой пустяк.

- Где моя ручка?! - кричит Мустафа. - Она лежала здесь и ее нет!

- А ты поищи - найдешь.

- Я все перерыл - взяла ты! Если завтра... - такой гнев, что инфаркт вот-вот сразит.

- Не дури, завтра найдешь. - И положит ручку на место (приглянулась Норе, - не царапает, тонкая паста).

Выдуманное чувство сковывает бесполезностью, не давая ясно обозначить реальность отношений, некая помеха, соломинка в глазу, - смыть слезой.

Прежде Нора часто пела, лицо светилось, и стоило Мустафе нахмуриться обнимала его, повиснет на нем и целует, пока хандра не покинет, и в семье воцарялся мир, нарушаемый разве что тем, что Аля не так выполнила домашнее задание, ужасный почерк, иероглифы какие-то.

"Может, - поправляет ее Мустафа, - каракули?"

Рассерженная, рвет страницу и заставляет дочь - всю себя вложить в нее, избыть свое несостоявшееся - написать заново и, если не удается добиться идеального письма, сама аккуратно переписывает вырванную страницу, - и упрямая (может, упорная?) Аля, постигая иероглифы своей натуры, укатила с Гунном в Чин, китайские пределы.