Дипендра - [37]
– А ты уверен, Вик, что это та женщина?
А ты уверен, Вик, что это та жизнь, какую бы историю мы на себя не примеряли и кем бы мы не были рождены? Ты уверен, что действительно есть то, что ты называешь свободой и что это есть не просто идеал, который по определению не имеет отношения к действительности и выражается, увы, только словами? Что есть неназываемое нечто – не имидж и не очередной пиар? И что любая история – лишь повод для исчезновений? Но какой смысл говорить о тайнах, если мы по-прежнему в самом начале пути. Если мы все также инфантильны, несмотря на возраст в десятки тысяч лет. Любовь-поражение, любовь-победа, брачные договоры, разочарование, несовершенство, страдание, насилие, мастурбация, мистицизм… «Покупайте ботинки «Гриндерс» – обувь двадцать первого века. Ботинки «Гриндерс» учат идти по жизни легко! Развлекайтесь же, на дворе проект-развлечение. Не понимайте его примитивно. В примитивных удовольствиях лишь примитивный кайф. Ищите горчинки, не помешает и немного отчаяния, немного фрустрации, немного боли, да-да лишь капельку боли. В непромокаемых гриндерсах вскрывайте табу, присутствуйте при ритуале и достигайте оргазма, читайте роман и отправляйтесь на смертную казнь.
Итак, оставим до времени тайны и – да здравствует лимбасовская машина признаний, да здравствует лязгающая фабрика слов, глянец цветной модных обложек, вездесущий посылающий туда-сюда интернет, да здравствует чудесная образная машина, невинная и великая в своем бинарном разврате, раздевающая принцев, оскопляющая порнозвезд, разрушающая олигархов, обезглавливающая королей, премьеров и президентов, не щадящая порой даже детей, о великий и двуликий общественный механизм, нежно дрочащий по самые уши избранников и избранниц, даря укрупнение, надувание и блаженство, о маленькие серенькие коники и коняшки, о исполины, безусловно достойные и давно уже скрытно сияющие в темноте, подобно спресованным антрацитам, в веках по-шекспировски и по-македонски, по-разински и по-пугачевски, по-чаплински и по-штирлицевски, по, по, по… о получайте же плату признаний, ноосферную и носфератову, каждому свое, как написано на вратах. О великий общественный процессор, о компрессор, о нагнетатель, о раздуватель и выпускатель нематериальных, но вездесущих лингамо– и йони-, фаллосо– и вагинообразных объектов, медленно проплывающих в мозговых небесах священной общественности, и не ради бездумного наслаждения, а с целью сакральной оплодотворения нравственных идеалов, о великий и беспощадный трахатель, постулятор и доказатор, кто есть кто, а кто есть ху, а кто и просто ху, ху-ху-ху, не достойный даже «и краткого»! О великий ухмыляющийся Пиар, в маске ловкого и беззастенчивого проныры, в черных перчатках жестокого и безжалостного палача, торжественного манипулятора казни с последним и ослепительнейшим оргазмом, о вездесущий нюхач и шпион, о великий и тайный предатель, священный Иуда, ищущий своего Христа, подпольный властитель-махараджа, выкачивающий золото из коллективного бессознательного, добывающий миллиарды из жажды осуществлений, страхов за жизнь, из предрассудков о смерти, из заветной тоски и невинной агрессии, из тупости прирожденной и опьянения от успеха, невежества, гнева, жадности и надежды, робких и беспардонных попыток любви, из бессмысленности бытия и его великого скрытого смысла. Хей, князь мира сего, великий Пиар, властитель серого вещества, разнузданный и самозванный наследник спящего Бога, хей, Ваше Вашество, свистите же пока не проснулся Он Сам, свистите же во все свои дудки, во все свои дырки, фальсифицируйте на разный лад, симулякрствуйте, открывайте истину, скрывающую, что ее нет, обфигачивайте серое сало из телепушек, бейте бильбордом, секите зеппингом, крошите на мелкие части, в «Гриндерсах» мы все равно пойдем все дальше и дальше в наши интимнейшие места, где хранятся наши последние драгоценности!
31
Он стоял и смотрел, как косые лучи солнца мягко опускались на разноцветный узор. Мандала была исполнена. Свежая и яркая, как после дождя, она играла на солнце. Все магические фигуры нашли свое место – и колесо исполнения желаний и сам собой поднимающийся урожай. «Как жизнь», – невесело подумал Павел Георгиевич. Кто-то сказал, что мандала похожа на торт, кто-то тихо – что она дышит. Яркая зелень четырех (по сторонам света) врат, пестрый, красно-желтый узор из лепестков, знаков и листьев. Казалось, что она и в самом деле дышит, как будто влажные лучи солнца заставляли ее дышать.
Вышли монахи и в зале воцарилось молчание, теперь она словно бы вибрировала в тишине. Монахи стояли лицом к мандале, низко опустив головы, скрестив руки и не глядя на нее. Они сотворяли ее день за днем, растили внимательно и любовно, тщательно и осторожно, насыпая эти разноцветные песчинки, насыщая узор невидимой магической жизнью. Теперь они молча стояли вокруг, словно бы избегая смотреть на нее, как она лежала перед ними. Просторная пауза проникала в присутствовавших в этом зале. Пауза словно бы расправляла и расправляла это странное молчание. Наконец монахи тихо запели – свое, низкое, тибетское, горловое. Вот замолчали, еле слышно прочли молитву, мягко позвонили в колокольчики. Павел Георгиевич вспомнил о Нине, он ушел еще утром, когда она спала, ветер за окном и это странное ощущение раздвигающегося и раздвигающегося пространства. А теперь словно бы и она, Нина, была здесь, и здесь же, вместе с ним был и его Вик, и здесь же была и Клара, и что они вместе с ним смотрели сейчас на этот живой, трепещущий, разноцветный ковер, распростертый перед монахами. Тибетцы опять тихо и однообразно запели, снова словно укутывая мандалу в эти печальные звуки, тихо позвонили в колокольчики, словно бы во что-то ее застегивая, потом отошли к алтарю и снова стали читать молитвы, прерывая иногда свое чтение резким и скорбным звуком ганлинов и цимбал. Наконец они встали, снова окружили мандалу и долго и молча стояли перед ней, опустив головы.
«Он зашел в Мак’Доналдс и взял себе гамбургер, испытывая странное наслаждение от того, какое здесь все бездарное, серое и грязное только слегка. Он вдруг представил себя котом, обычным котом, который жил и будет жить здесь годами, иногда находя по углам или слизывая с пола раздавленные остатки еды.».
«Легкая, я научу тебя любить ветер, а сама исчезну как дым. Ты дашь мне деньги, а я их потрачу, а ты дашь еще. А я все буду курить и болтать ногой – кач, кач… Слушай, вот однажды был ветер, и он разносил семена желаний…».
«Знаешь, в чем-то я подобна тебе. Так же, как и ты, я держу руки и ноги, когда сижу. Так же, как и ты, дышу. Так же, как и ты, я усмехаюсь, когда мне подают какой-то странный знак или начинают впаривать...».
«Он взял кольцо, и с изнанки золото было нежное, потрогать языком и усмехнуться, несвобода должна быть золотой. Узкое холодное поперек языка… Кольцо купили в салоне. Новобрачный Алексей, новобрачная Анастасия. Фата, фата, фата, фата моргана, фиолетовая, газовая.».
«Признаться, меня давно мучили все эти тайные вопросы жизни души, что для делового человека, наверное, покажется достаточно смешно и нелепо. Запутываясь, однако, все более и более и в своей судьбе, я стал раздумывать об этом все чаще.».
«А те-то были не дураки и знали, что если расскажут, как они летают, то им крышка. Потому как никто никому никогда не должен рассказывать своих снов. И они, хоть и пьяны были в дым, эти профессора, а все равно защита у них работала. А иначе как они могли бы стать профессорами-то без защиты?».
Когда Карла и Роберт поженились, им казалось, будто они созданы друг для друга, и вершиной их счастья стала беременность супруги. Но другая женщина решила, что их ребенок создан для нее…Драматическая история двух семей, для которых одна маленькая девочка стала всем!
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.