Династия - [145]

Мы обедаем в десять, а летом иногда в половине десятого, в большом холле. Милорд и миледи присутствуют за столом.

Нам не позволяется болтать. Затем днем нас вывозят на поля, заставляют облачиться в доспехи и обучают военному искусству. Моя лошадь самая лучшая, и я с гордостью рассказываю всем, что вы лично объезжали ее и кормили из собственных рук. То, что у моего скакуна такая хорошая поступь, очень помогает мне в овладении искусством «чистой езды».

Нас учат сражаться верхом, метать копье, а еще драться на земле, владеть мечом, кинжалом и секирой. Мы часто разыгрываем рыцарские турниры. Хотя они и ненастоящие, у наших мальчиков после таких турниров часто остаются шрамы. Без сомнения, у меня они тоже скоро появятся. Больше всего я люблю охоту с гончими и с соколом, потому что здесь я уверен в себе, как никто. Охота доставляет мне огромное удовольствие, правда, иногда я с трудом следую некоторым правилам этикета.

В четыре мы садимся ужинать. Конечно, к этому времени все чувствуют себя страшно уставшими. Затем мы играем, танцуем до девяти часов, после чего отправляемся спать. Часто на протяжении дня я представляю себе, как милорд мальчиком делал то же самое, что и мы сейчас. Может, он совершал такие же ошибки, переживал те же победы и получал такие же царапины, как и я. Вы знаете, бабушка, как изящно сложен милорд, но если бы вы увидели его в рубашке! Когда приходит моя очередь будить его светлость, я не могу не замечать, какие мускулистые у него руки. Он сам добился такого результата, каждый день делая специальные упражнения. У меня от таких упражнений по вечерам ноет все тело.

Самая большая честь, которой только можно удостоиться, это сопровождать милорда в пограничных рейдах против шотландцев. Слово «шотландец» считается здесь самым оскорбительным, шотландцев тут просто ненавидят. Если кто-то назовет другого этим словом, то его не только накажут, но еще и приговорят к выплате большого штрафа. Милорда ласково зовут «господин магистрат», потому что это не только главный наместник, но и местное название для отчаянных разбойников, которые промышляют на границе. В следующем году, как нам обещали, готовится настоящая война против шотландцев. Так что у нас у всех будет возможность показать, как хорошо мы научились владеть оружием. К этому времени я надеюсь стать умелым воином.

У меня заканчивается бумага, поэтому, бабушка, передайте мой нижайший поклон родителям и скажите им, что я стараюсь, как могу, чтобы набожность побеждала зов плоти. Успокойте их, скажите, что никаких тайных желаний заключить брак за их спиной у меня и в мыслях нет. Все мои помыслы с вами, бабушка, я думаю о вас каждый день. Люблю вас, ваш внук, Томас Морланд».

Свет почти погас на небосклоне, когда Элеонора закончила читать письмо. Она положила его на колени и прислонилась к стене у окна своей рабочей комнаты, где сидела, чтобы как можно дольше видеть свет дня. И еще так она старалась спрятаться от любопытных взглядов остальных членов семьи, ожидавших новостей. Сесилия, конечно, была немного обижена тем, что Томас не написал родной матери в первую очередь, и Элеоноре об этом было известно. Ничего, она прочтет это письмо в свое время. Сейчас пусть подождет. Элеонора хотела сосредоточиться, пока еще не разделила новости с другими, она хотела, чтобы образ Тома и то, о чем он написал, не замутнилось чужими словами.

Чтобы отрешиться от присутствия других, Элеонора закрыла глаза. Она почувствовала словно ласковое прикосновение холодной руки на своих щеках — это легкий ветер коснулся ее лица. То, что описал Том в письме, было знакомым и родным для Элеоноры, ибо такой жизнью жил замок ее детства, где были Белль и лорд Эдмунд. Она часто являлась свидетелем того, как обучали молодых отпрысков знатных семей, отданных в надежные руки их уважаемого господина. Внезапно память перенесла ее в тот день, когда она вот так же сидела у окна с шитьем в руках и мечтала о человеке, которого страстно любила и за которого так хотела выйти замуж. Именно в тот день ее жизнь круто переменилась и она навсегда покинула зеленый Юг…

Должно быть, она полностью отрешилась от реальности, потому что, внезапно придя в себя, почувствовала в комнате какое-то волнение, хотя и не могла определить, что произошло. Затем она увидела, что дверь в ее комнату открылась и появился Джо, почти бегом, насколько позволял его уже почтенный возраст. Судя по всему, он был очень взволнован и чем-то обеспокоен.

— Мадам! — закричал он. — Госпожа Элеонора!

Элеонора обратила к нему взор, но прежде чем Джо успел вымолвить хоть слово, в комнату вошел какой-то незнакомец. Высокий и худой, с выгоревшими на солнце волосами, с бородой, которую последний раз, похоже, подрезали ножом. Он выглядел уставшим после долгой дороги, его длинное платье из грубой коричневой шерсти было в пыли. Несмотря на холодную погоду, на ногах у него были только монашеские сандалии.

В комнате воцарилась звенящая тишина, и все с недоумением гадали, что это за человек и как он посмел появиться в их доме в таком виде. Затем он раскрыл объятия, широко улыбнулся, блеснув белыми зубами, и просто сказал: