Дин Рид: трагедия красного ковбоя - [8]
В целом обстановка, царившая в музыкальном шоу-бизнесе, и то положение, какое Дин в нем занимал, его вполне удовлетворяли. Он зарабатывал пусть не самые большие, но достаточно хорошие деньги, его узнавали на улицах, ему признавались в любви. Последнее для Дина было немаловажно, поскольку он всегда питал слабость к женскому полу. А тут для его неутомимой сексуальной энергии было настоящее раздолье: девушек можно было менять хоть ежедневно. И хотя Дин не стремился сравняться с другими эстрадными певцами по части любовных побед, однако и в числе отстающих тоже не состоял. В поп-тусовке у него появились друзья – Фил и Дон Эверли, составлявшие легендарный дуэт «Братья Эверли», ставший с 1957 года, с песни «Bay bay love», фаворитом американских хит-парадов. С братьями Дин познакомился в актерской школе «Уорнер Бразерс», где они вместе обучались азам актерского мастерства.
В эту школу Дин попал не случайно. Когда потерпели неудачу его первые пластинки, он впервые всерьез задумался о том, правильную ли дорогу выбрал. Нет, он не собирался возвращаться к прежнему, в метеорологию, однако и его доселе радушные представления о карьере певца дали первую трещину. И когда это произошло, Дин решил подстраховаться. Он задумал пойти по актерской стезе еще дальше и получить профессию драматического артиста. Его теперь влек к себе Голливуд с его не менее большими возможностями, чем музыкальный шоу-бизнес. В итоге по совету одного из своих коллег Дин поступил в ту самую голливудскую школу актерского мастерства кинокомпании «Уорнер Бразерс», которой руководил Патон Прайс. Этот человек был хорошо известен в театральных кругах как приверженец системы К. С. Станиславского. И хотя выдающихся учеников из-под его крыла не выходило, однако в его друзьях состоял сам Кирк Дуглас (они учились в одной театральной студии), а из учеников можно назвать звезд американского ТВ Роджера Смита, Боба Конрада, а также театральную звезду Дона Мюррея (его звездная роль – главный герой в пьесе Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше»).
Несмотря на большую разницу в возрасте (более тридцати лет), Прайс стал для Дина настоящим другом и даже приютил его у себя в доме (Дин проживет в его нью-йоркской квартире два года). Это было не случайно, поскольку по своему духовному посылу они были очень похожи. В Прайсе Дин нашел те качества, которые отсутствовали в его собственном отце: мудрость, тактичность, терпимость к человеческим слабостям. И даже то, что Прайс, в свои уже немолодые годы, был еще охоч до слабого пола, тоже дико нравилось Дину. Вдвоем они частенько устраивали походы по злачным местам Нью-Йорка, что вызывало удивление у всех, кто знал про эти походы. Кстати, когда мать Дина спросят о том, какое влияние Прайс оказывал на ее сына, она ответит коротко: «Сексуальное». Это, конечно, было не так.
Поскольку Прайс был настоящим фанатом театра, он на многое открыл Дину глаза. Например, на русскую театральную школу. Для Дина это было настоящим открытием, поскольку до этого он относился ко всему русскому, а вернее, советскому, весьма предвзято (чему немало способствовал его отец – поклонник организации крайне правого толка «Общество Джона Бэрча»). Как и большинство американцев, Дин считал Советский Союз самой отсталой и несвободной страной в мире, где по улицам городов бродят дикие медведи (американская пресса писала об этом на полном серьезе). Поэтому, когда в сентябре 1959 года Америку посетил Никита Хрущев (один день он посвятил посещению Голливуда), Дин внимательно следил за этим визитом, но сказать, что он был воодушевлен этим событием, было бы явным преувеличением. Хрущев не произвел на него особого впечатления, напомнив внешне какого-нибудь фермера из Аризоны. И вдруг от своего учителя Прайса Дин узнает, что в этой отсталой стране – лучшая театральная школа!
– Система Станиславского – лучшая в мире, – говорил своим ученикам Прайс. – А знаете почему? Потому что в противовес театру ремесла, который у нас практикуют на каждом углу, он был за театр переживания. Актер должен пропускать страдания своего героя через собственное сердце – только тогда он может называться настоящим актером.
Когда же один из учеников напомнил Прайсу, что систему Станиславского многие считают устаревшей, тот взвился так, как будто дело коснулось его личной чести.
– Чушь! – заявил Прайс. – Если вы верите этим заявлениям, тогда вы должны признать устаревшим и многое другое. Например, законы Ньютона, Эйнштейна, Дарвина. Ведь они тоже были открыты многие десятилетия назад. Но вы же так не считаете. Вот и система Станиславского не только благополучно дожила до наших дней, но сегодня еще более актуальна, чем при жизни ее создателя. Например, законы Кеплера о движении небесных тел были непонятны его современникам-ученым, но сегодня они легко и просто укладываются даже в сознании школьников. То же и с системой Станиславского. Наша жизнь сегодня стала еще жестче, прагматичнее, даже циничнее, и поэтому современное искусство должно не скрести по коже подобно двухцентовой расческе, а вонзаться острой иглой в самое сердце, в душу. Но для того, чтобы это случилось, актеру необходимо трудиться как каторжнику. Именно к этому и призывает система Станиславского.
