Диктатор и гамак - [67]

Иным давай диктатора,

Царя иль императора.

Наш правитель стоит двух —

Чудом обратился в слух!

Трудно подсчитать, сколько лет Терезина прожила под знаком доброты этого человека: президента любили так, что не замечали, как движется время.

Увы, время шло неумолимо; время изнашивало его. Изнуренный бессонными ночами и бесконечными переездами, раздавленный грузом того, что ему приходилось выслушивать — и переживать, — уставший заставлять свой голос противоречить своим словам, он таял на глазах. Его суставы начали пухнуть, его члены искривились до такой степени, что, когда ему случалось отдыхать, лежа в гамаке в одних трусах, его форма, повешенная тут же на стуле, сохраняла выпуклости в тех местах, куда било сопереживание. Нередко ему случалось просыпаться, обнаруживая крестьян, толпящихся вокруг его формы и с обожанием разглядывавших следы, оставленные его увечьями.

_____

Епископ был удивлен (может быть, даже тронут) этим культом, который создали вокруг его крестника.

Он объявил старику да Понте-отцу:

— Твой Мануэль живым попал в вечность; его полюбили беззаветно и навсегда. Вне всяких сомнений, он святой. Кто бы мог подумать, особенно в самом начале?

— Я, — ответил отец.

Что же до его матушки, она подтверждала, по-своему, по-матерински:

— Он, который никогда не любил бакалау ду менино, теперь вылизывает тарелку до последней фасолинки.

5.

Именно этого человека Перейра и уложил пулей между глаз, прежде чем его разорвала толпа и во главе государства встал полковник Эдуардо Рист, друг его детства.

(Достаточно ли это лаконично на ваш вкус, дорогая Соня?)

6.

Случаю было угодно, чтобы в тот же самый день, когда в Терезине разлетелась на куски голова Святого Президента, в Нью-Йорке разыгралась другая драма: его брата-близнеца вышвырнули из крупной компании, контроль над которой он почти уже взял в свои руки. Члены совета администрации, которые собрались, чтобы возвысить его в своем офисе на Уолл-стрит, объявили ему о его отставке. Так решило большинство акционеров тайным голосованием.

— Причины? — спросил отлученный.

— Скандал с акмадоном, — был ответ совета.

Близнец вскинул бровь:

— Вы все дали мне свое согласие, чтобы возобновить этот заем!

— Конечно, конечно, но сама идея была не из лучших, именно вам следовало ее отвергнуть.

«Идея» заключалась в том, чтобы занять у акционеров сногсшибательные суммы, предназначенные для «изысканий» в области добычи акмадона. Если бы эти изыскания — «а в этом не стоило даже сомневаться», гласила реклама — подтвердили «оптимальную эксплуатацию» ценного минерала, компания гарантировала «значительные дивиденды» своим вкладчикам. В том случае, если бы это ни к чему не привело, и без слов было ясно (впрочем, никто об этом и не говорил ни слова), что компании пришлось бы взять новый заем у тех же акционеров, чтобы продолжить «изыскания», естественно, «находящиеся на стадии завершения».

И так далее.

Это превратилось в рутину.

Доходную.

Длящуюся вот уже несколько десятилетий.

— И чем же эта идея нехороша? — спросил близнец.

— Вот этим.

Ему сунули под нос черновик статьи, которая должна была появиться завтра же в международной прессе, если бы компания немедленно не купила газету, готовую ее опубликовать. Заголовок данной статьи строго гласил: «Акмадон: новый скандал Панамы».

В статье говорилось, что вот уже несколько лет некая компания предлагала своим акционерам разработку некоего минерала, акмадона, которого просто-напросто не существовало в природе. Небывалые суммы направлялись на так называемые «изыскания», касающиеся состава, добычи и бесчисленных свойств данной минералогической химеры. Но особенно шокировало подписавшего статью (назвавшегося Постелем-Верди) то, что само слово «акмадон» не встречалось ни в одном словаре: «К элементарному мошенничеству добавляется еще и семантическая мистификация!» — заключал этот поэт, непонятно каким образом затесавшийся в рубрику «Экономика».

Когда же близнец заметил совету администрации, что эта байка для обдирания акционеров появилась не вчера (дело в том, что акмадон был изобретением самого Перейры, а сэр Энтони Кальвин Кук-старший когда-то первым согласился финансировать эти ставшие предметом осуждения исследования), ему ответили, что все это, конечно, так, но досье находилось у него в руках и именно он не сумел под держать доброжелательную сонливость акционеров, так что их пробуждение влекло за собой его уход.

Таким образом, как выразился один из членов сего совета француз Мадрикур, он «просрал» все дело.

— Вы просрали все дело, дорогой друг. Ваша голова тому ценой.

7.

После убийства Святого Президента прошло сорок шесть дней, сорок шесть дней национального траура в Терезине, объявленного полковником Эдуардо Ристом. Везде, где были церкви, служилась ежедневная месса в память о невинно павшем. Месса начиналась в тот час, когда святой был убит, а просвира оказывалась в пальцах священника в ту самую секунду, когда пуля неизвестного освободила душу президента. Сорок шесть дней, в течение которых Святой Президент был темой всех разговоров и поводом всякого молчания. Люди молились под теми самыми цезальпиниями, под которыми он выслушивал их, они молча вслушивались в тишину вокруг крылец, с которых он к ним обращался. Повсюду, даже в самых глухих поселениях, ставили статуи президенту. Эти памятники представляли собой не того юношу в ладно сидящей униформе, который когда-то уложил Генерала Президента, но горбатого паломника, в которого он превратился, расточая себя и сочувствуя другим.