Дикое сердце - [95]

Развернув усталого коня, Рафаэль пришпорил его и помчался в направлении Каса-де-Леон.

— Не вижу причин, зачем мне делать это, — холодно ответил Фелипе, поднимая бокал с бренди и внимательно разглядывая янтарную жидкость, как будто это было единственное, что его сейчас волновало. — Думаешь, этот цвет хорош, Рафаэль? Мне он кажется немного блеклым…

Стакан, выбитый из его руки, упал на персидский ковер, покрывающий пол зала, и Фелипе лениво поднял брови.

— Ну надо же! Ты немного раздражен, а, Рафаэль? Такая суета из-за женщины не в твоих привычках. Это женщины всегда боролись из-за тебя, а ты просто сидел и, посмеиваясь, наблюдал. Неужели роли могли так поменяться?

— Так ты поможешь ей? — снова спросил Рафаэль, его голос больше напоминал рычание разъяренного льва. — Она же твоя жена.

— Да, так мне говорили. — На лице Фелипе появилась гримаса отвращения, когда он плавным движением поднялся на ноги. — Но это ты играл все роли, брат, в то время как я просто сидел и бил баклуши. Я не чувствую никакой преданности. Да и с чего бы?

— Будь ты проклят! — Рафаэль поднялся, сжимая кулаки, чтобы сохранить самообладание. — Может быть, Аманду и заставили выйти за тебя в первый раз, но она решила остаться с тобой по своей воле. Чего ты ожидал от нее?

— Что она будет чтить данные клятвы, — ответил Фелипе. — Признаю, у меня на руках были все карты, но она могла отказаться — и не отказалась.

— Что ты несешь? Она решила остаться с тобой, зная, что я вернусь за ней…

Фелипе насмешливо фыркнул.

— Эта сучка окончательно задурила тебя, да? Но она одурачила нас обоих — ей удалось привлечь внимание императора. По твоему лицу я вижу, что ты об этом не слышал. — Голос Фелипе сочился ядом. — Вот почему она послала тебе письмо, брат, — чтобы просто повысить ставки.

Насмешливая улыбка кривила губы Фелипе, черные глаза вспыхивали ненавистью, когда он смотрел на Рафаэля. Разумеется, Аманда не знала о письме, которое он заставил Консуэлу написать Рафаэлю. Ну что за удачная идея!

— Так ты мне не веришь? Это она заставила привезти тебя в Куэрнаваку, чтобы убедиться, что ты умрешь, и, полагаю, она планировала что-то насчет меня…

— Будь ты проклят! — Рафаэль вскочил с быстротой нападающей змеи, его руки сжимали резную спинку кресла, чтобы он не мог стиснуть их на шее Фелипе. — Ты зашел в своей лжи слишком далеко, брат.

Фелипе небрежно пожал широкими плечами, облаченными в идеально сидящий бордовый бархатный смокинг; голос его звучал высокомерно и презрительно:

— Тебе видней, брат.

Рафаэль боролся с волной ярости, захлестнувшей его после слов Фелипе, и на мгновение его разум затуманило сомнение. Неужели Аманда плела интриги против них обоих? Или только против него? Нет, он не мог так ошибиться в ней. Может быть, она и хотела бежать от него, но не могла планировать убийство.

Повернувшись спиной к Рафаэлю, Фелипе налил себе еще бренди из изящно украшенного хрустального графина и поставил его назад на серебряный поднос. Мысли вертелись в его голове как торнадо, выдвигая идеи и отбрасывая их, и каждый мускул его тела был напряжен как струна. Рафаэлю конец. На этот раз он не покинет Каса-де-Леон живым. Хуарес близко — слишком близко, — но у него еще есть шанс спасти свое имущество. Должен быть способ! А этот ублюдок не получит ничего. Фелипе подавил смех, наслаждаясь разочарованием и яростью, которые, он знал, должен ощущать сейчас Рафаэль. Они были почти материальны, как будто черная грозовая туча заполнила комнату: молнии трещали и вспыхивали при каждом слове и движении. Еще несколько правильно подобранных слов, и Рафаэль потеряет контроль над собой — тогда Фелипе позовет телохранителей и прикажет застрелить его. Это будет идеальный выход, и Фелипе никогда не обвинят в убийстве…

— Почему ты так волнуешься об освобождении Аманды из рук французов, братец? Юридически она все еще моя жена, и я позабочусь, чтобы ею и этим ее вечно орущим чадом — от кого бы оно ни было — распорядились должным образом.

Стакан с бренди взлетел в воздух, орошая каплями дорогого напитка ковер и мебель, после чего Фелипе обнаружил себя лежащим на спине на полу. Хотя он и гордился своей физической формой, но не мог противостоять смертоносной ярости брата. Сильные загорелые руки вцепились в идеально отутюженную ткань сюртука и рывком подняли Фелипе. Прежде чем медленно реагирующий Фелипе мог предотвратить это, кулак Рафаэля врезался в лицо, расквашивая нос и рот. Кровь брызнула во все стороны.

Оправившись, Фелипе смог блокировать следующий удар, рванувшись вперед и обхватив рукой живот Рафаэля. От этого стремительного движения они оба пролетели через всю комнату. Резкие выкрики, тяжелое дыхание и глухие удары заполнили пространство, а маленькие мраморные столики, уставленные редкими произведениями искусства, со стуком и звоном повалились на пол. Парчовый диван, стоявший когда-то во дворце Людовика XVI, минуту раскачивался на двух ножках, когда братья боролись на нем, а потом ножки подломились, и оба рухнули на пол, катаясь, словно два дерущихся диких кота, огрызаясь и рыча от гнева и ненависти.

Слишком долго сдерживаемая ярость выливалась в первобытную, необузданную жестокость, когда они избивали друг друга как безумные, не обращая внимания на попытки слуг разнять их. Теперь осталось только желание убивать, и не каким-то там безликим оружием, а голыми руками.