Дикое сердце - [29]

В октябре Максимилиан подписал декрет, узаконивший убийства сторонников Хуареса. К несчастью, одним из первых результатов этого стал всплеск личной мести. Двое друзей Рафаэля, генералы республики Артеага и Салазар, попали в руки жестокого и мстительного Рауля Мендеса. Чтобы отомстить за убийство старого друга, Мендес расстрелял их, хотя они не имели отношения к бандитам. Такие действия только усилили ненависть к правительству.

Эль Леон насколько мог сосредоточил свое внимание на французах, но временами мысли об Аманде все же возникали вето голове. Жизнь движется по кругу, размышлял он как-то, возвращаясь в лагерь с небольшим отрядом. В прошедшие годы он часто думал об Аманде, и вот теперь она с ним, а он ведет себя так, будто ее вовсе не существует. Может быть, это потому, что он не может вынести осуждения в ее глазах, когда она смотрит на него; этот полный презрения взгляд, когда она смотрит как будто сквозь него.

Его жеребец оступился на камнях, рассыпанных по горной тропинке, и Рафаэль мгновенно очнулся от своих мыслей. Щурясь от солнечного света, он заметил впереди вспышку, такую быструю, что даже подумал, не почудилось ли… Однако годы партизанской войны научили его доверять своим инстинктам.

— Луис! Mira adelante![18] Ты это видел?

— Нет, Эль Леон, я ничего не видел, — ответил Луис и стал вглядываться в зеленые склоны впереди. Скалы покрывала густая трава, поблизости росло всего несколько деревьев, только кое-где тянулись непроходимые кустарники. — Что это было?

Качая головой, Рафаэль надвинул шляпу ниже на глаза.

— Вспышка света — как отблеск солнца на стволе ружья. Проклятие! Французы в этом районе два дня назад напали на деревню и вырезали там почти всех, а Рафаэль со своими людьми хоронил погибших. Это оставило у него горечь в душе и жгучую ненависть к французским захватчикам.

«Они обвинили нас в помощи хуаристам, — говорила, всхлипывая, женщина, стоявшая на коленях у тел мужа и двоих маленьких сыновей. — И еще они сказали, что уничтожат всех мексиканцев, кто посмеет сопротивляться».

Золотые глаза Эль Леона зажглись местью, и он пустил свою лошадь в галоп, надеясь, что это французы устроили засаду там, впереди, и он сможет наконец дать выход своей с трудом сдерживаемой ярости.

Подковы лошадей звенели по камням, пот струился по лицам всадников, чириканье птиц в кустарнике утонуло в скрипе кожаных седел и перезвоне шпор и уздечек. Ни слова не было сказано, пока они скакали по тропинке в ровном ритме, отбиваемом копытами лошадей, и позже Рафаэль так и не мог объяснить, как ему удалось услышать слабый звук взводимого курка винтовки.

— Ten cuidado![19] — едва успел прокричать он и, натянув поводья, развернул взвившегося на дыбы коня на узкой тропинке, жестами приказывая своим людям укрыться. Раздался выстрел, затем пули посыпались серебряным дождем, щелкая по твердой утоптанной земле и отлетая от камней.

Хотя укрыться было практически негде, им все же удалось нырнуть за большой валун, а испуганные лошади умчались, подстегиваемые болтающимися поводьями. Рафаэль почувствовал мрачное удовлетворение, когда, прицеливаясь, увидел знакомые мундиры французов, и нажал курок. Даже отдача в плечо показалась ему приятной, как и запах горелого пороха в воздухе.

Свист пуль смешался с криками боли. Все закончилось так же быстро, как началось. Мексиканцев не удалось застать врасплох, и они оборонялись так яростно, что французы отступили за холмы.

— Мы будем их преследовать? — спросил Луис, давая сигнал остальным поймать разбежавшихся лошадей.

— Нет, сначала обыщем их погибших и посмотрим, что сможем найти.

На земле лежали три распростертых тела, а одному человеку с простреленной ногой с трудом удалось повернуться на бок и приподняться. Он отважно целился из ружья в приближающихся Эль Леона и Луиса, но так и не выстрелил. Стало очевидно, что у него больше не осталось патронов.

— Опустите винтовку, месье, — сказал вождь хуаристов на свободном, хотя и немного высокопарном французском, и удивленный француз медленно подчинился. Его мундир с богатой вышивкой украшали пятна засохшей крови, и когда глаза француза встретились со взглядом его врага, он ясно прочитал в нем осуждение и приговор.

Пожав плечами, молодой человек, которому на вид было не больше двадцати, сказал беспечно:

— Война не всегда приятна, друг мой.

— Нет, — мрачно согласился Эль Леон, — но я не твой друг. — Он резко махнул рукой, и Луис с еще одним солдатом, подняв француза, потащили его к лошади. — Заберем пленного в лагерь и допросим.

Собаки приветственно лаяли, а любопытные ребятишки бежали следом за медленно возвращающимся в лагерь отрядом. Женщины и старики вышли из домов, чтобы посмотреть, как пленника ведут по главной улице лагеря. От взрослых исходила волна ненависти, и молодой француз почувствовал ее даже сквозь туман боли.

Его глаза, потускневшие от изматывающих часов скачки по крутым горным тропам, настороженно посмотрели на напряженное лицо главаря хуаристов. Пощады не будет, он знал это, но он также знал, что его не убьют просто так. Поэтому с легкой удовлетворенной улыбкой он наклонился вперед и без сознания рухнул на землю.