Дикое поле - [195]

Вечером, закрыв лавку, Павлин поплелся в предместье. Под мышкой он нес небольшой сундучок с самым дорогим товаром, который не решался оставить без присмотра. Зеркальце спрятал за пазухой, а за голенище сапога сунул кинжал: кто его знает, что может приключиться, — любителей поживиться за чужой счет везде хватает.

Путь его пролегал по тихим, малолюдным улочкам, поэтому Тархов сразу обратил внимание на поджарого, одетого в простое платье пана, державшего большую корзину, прикрытую белым полотном. Тот вышел из ворот невзрачного домика и направился навстречу стрельцу. Что-то в походке и фигуре этого человека показалось Павлину странно знакомым. Еще несколько шагов — и он ясно различил узкое загорелое лицо с длинными черными усами. Где он его видел, где?!

И тут как ударило: однажды ночью он провожал этого человека из дома Бухвостова до заставы! На прощанье Никита Авдеевич тихо сказал ему: «Смотри, Фрол, только из рук в руки!»

Стрелец загородил незнакомцу дорогу и вежливо сказал на польском:

— Добрый вечер пану! Сдается, мы знакомы?

— Добрый вечер, — поклонился ему черноусый. Ни один мускул не дрогнул на его лице, глаза смотрели спокойно и ласково. — Шановный пан ошибся, мы не знакомы.

— Фрол, — шепнул Павлин.

— Цо? — Легкая улыбка скользнула по губам черноусого. — Пусть шановный пан извинит, я очень тороплюсь. — Он ловко обошел огромного Тархова и направился своей дорогой.

Немного выждав, стрелец пошел за ним. Он был уверен, что не ошибся, может, Фрол тоже узнал его, но остерегся разговаривать на улице? Сейчас у Павлина вновь воскресла надежда разыскать того, кому предназначена тайная грамотка. Упустить черноусого было никак нельзя: наверно, не стоило его останавливать, но уж больно неожиданно он встретился.

Тем временем черноусый свернул в узкий переулочек, потом в другой, пролез в щель между прутьями ограды старого кладбища, запетлял среди могил и скрылся за углом костела — древнего, сложенного из фигурного темно-красного кирпича. Храм был уже закрыт, кладбище пустынно. Быстро темнело. Павлин прибавил шагу, боясь потерять в сгущающихся сумерках торопливо уходившего Фрола. С трудом протиснувшись в щель между прутьями ограды, стрелец почти бегом кинулся по тропинке к костелу, спотыкаясь о куски расколотых надгробий. Свернул за угол и…

— Хе-е!

Спас его сундучок с товаром. В самый последний момент он решил переложить его с правой руки на левую и держал перед животом. Еще доля секунды — и лежать бы Павлину на земле, заливаясь горячей кровью, и затуманенным болью взором видеть, как сизой массой выползают кишки из его распоротого брюха.

Острый, длинный нож Фрола угодил прямо в сундучок. Клинок хрустнул и сломался от сильного, точного удара. Противник хотел отпрыгнуть, но Павлин успел поймать его за руку и вывернуть ее. Бросив сундучок, он сграбастал черноусого, оторвал от земли и прижал спиной к своей груди.

Фрол забился в его ручищах, как раненая птица, пытаясь ударить затылком в лицо, лягнуть по ногам каблуками. В поджаром, мускулистом теле оказалась недюжинная мощь, и стрельцу стоило немалого труда заставить его притихнуть. Зажав так, что чуть не хрустнули кости, он загудел ему в ухо по-русски:

— Свой я! Свой! Вспомни, года два назад, ночью, тебя провожали в Москве до заставы. Я тот стрелец, который ехал с тобой! Ну? Никита Авдеевич на прощанье сказал: «Смотри, Фрол, только из рук в руки!»

— Чего тебе надо? — Фрол говорил на польском. — Кто ты такой? Я бедный человек, у меня нечего взять.

Для Тархова лучшим доказательством того, что он не ошибся, служила попытка Фрола убить преследователя. Наверное, он специально заманивал его сюда, чтобы потом спрятать тело в одной из могил. Кто додумается искать мертвого на кладбище? Это все одно что искать лист в лесу. И Павлин решился:

— Грамотку я привез, а кому отдать, не знаю. Гонца убили в корчме за Смоленском. Помоги, Фрол! Только гонец знал, как найти нужного человека, а я тут словно слепец.

— Какая грамотка? Какой гонец? — Фрол снова рванулся, и стрелец выпустил его. Морщась от боли в помятых ребрах, черноусый поднял свою корзину. Исподлобья поглядел на стрельца:

— Я не понимаю, о чем пан толкует.

— Твое право не верить, — вздохнул Павлин. — Скажи кому надо, что меня можно найти в лавке на торгу или в доме Комаровской, что недалеко от моста в предместье. Мое окно крайнее слева.

— Пан, наверно, сумасшедший, — перекрестившись на католический манер, пробормотал Фрол и начал пятиться, намереваясь юркнуть в кусты.

— Под тобой в ту ночь была чалая кобыла, — вспомнил Тархов, — а седло черкесское. На мне лазоревый стрелецкий кафтан, а конь вороной. У заставы я тебя хлопнул по плечу, а ты засмеялся: «Небось, подковы ломаешь?»

Ничего не ответив, черноусый метнулся в заросли и исчез. Послышался хруст сломанных веток, и все затихло. Стрелец еще раз вздохнул, подобрал обломки ножа, спрятал их в сундучок, взял его под мышку и поплелся в домик старухи вдовы, твердо решив дорогой, что пора убираться из Варшавы: шут с ним, с товаром, дело важнее, а рисковать больше нет смысла…

Поужинав, Павлин проведал коней, стоявших в старой конюшне на задах дома Комаровской, — именно из-за этого он здесь и остановился, чтобы кони были рядом, — поужинал, вычистил и проверил оружие, зарядил пистолеты и начал собирать вещи. Утром он сходит в лавку, возьмет оставшийся там товар, увяжет его в тюк и подастся на Смоленск. Надо честно признать, что задуманное им не сладилось, и лучше повиниться перед Никитой Авдеевичем за самонадеянность и отдать ему вещи погибшего Микулина. Пусть Бухвостов, не мешкая, шлет другого гонца. Если разрешит, Тархов поскачет вместе с ним.