Дикий восторг - [44]

— Потому что у тебя есть практически все. У тебя есть здоровье. У тебя есть семья. У тебя есть друзья. Однако, несмотря на то, что у тебя все это есть, тебе этого мало, ты хочешь единственное, что у меня осталась. Ты возжелала его. Ты пыталась его у меня отнять.

— Я не…

— Да, именно так. Ты продолжала давить. Ты встретила его и изо всех сил пыталась привлечь внимание, а когда у тебя это получилось, и ты узнала про меня, то не остановилась, нет, ты продолжила действовать. Ты сохранила себя в его жизни. Ты хотела его. До сих пор хочешь. И это вызывает у меня отвращение…

Моя рука горит. София отворачивается, и когда она вновь смотрит на меня, ее глаза заполнены чрезвычайным удивлением и болью, а щеки раскраснелись.

— Мне никогда не нравился Джек, и этого никогда не будет. Поэтому остановись. Прекрати быть такой задницей. Отпусти всю эту ненужную ненависть.

Она молчит, не сводя с меня взгляд, и я наблюдаю, как ее глаза медленно наполняются слезами.

— Я не могу, — шепчет она. — Я не могу.

Она закрывает глаза руками и начинает рыдать. Я не трогаю ее, хоть и очень хочу это сделать. Хочу обнять ее и назвать елейной попкой, держать за руку, так же как она держала мою, когда я плакала из-за мамы и Лео, и того что произошло. Но она ненавидит меня. Я была неправа. Может Джек и плохой принц, а плохие принцы причиняют боль, но дракон ранит гораздо сильнее.

Я — злодей, корень зла.

И разговаривая о Талли, найдя Талли, я дышу огнем над деревней и сжигаю всех дотла. Софию. Джека. Рена. Эйвери. Всех. Это не мой деликатный кошмар, но я все равно влезаю, поскольку думаю, что могу… помочь? Попробовать исправить все к лучшему? Ничто не исправит все к лучшему. Ничто не изменит то, что произошло той ночью в лесу, и неважно, сколько я копаю или как сильно стараюсь заставить их об этом поговорить. Я глупа, поскольку хотя бы допустила мысль, что могу сделать все немного лучше.

А затем, просто так, София берет мою руку и тянет ее к своему сердцу.

— Я хочу вернуть Талли, — плачет она, ее ангельское личико опухло от слез. — Пожалуйста. Просто верни мне ее.

Я сжимаю свою руку и киваю:

— Хорошо.

* * *

Спустя две недели после того, как мы нашли тело, мы, наконец, решили об этом поговорить.

В школе Кайла постоянно избегала разговора о том, что мы нашли ребенка у озера. Я пыталась поговорить с ней об этом во время ланча, перемены, но она отказывалась. До сих пор. Как будто ей пришлось перезарядиться, справиться с шоком, прежде чем она смогла посмотреть в лицо реальности.

Она называет ее: Малышка Озера. Кайла не видела имя на браслете, и я ей его не сказала. По большей части из-за того, что ее кожа стала оттенка старого, тысячелетнего риса, когда я подняла Малышку Озера. Если бы я сказала ей имя малышки, то она могла бы сгореть на месте от горя. Думаю, это было именно горе. Или, может быть, шок. Или, возможно, длительная диарея. А может, она просто всю жизнь воспитывалась в пригороде Америки, и такие вещи, как нежелательная беременность и скелеты, далеки от ее жизни. Однако я сказала ей, что это не ребенок Эйвери, ведь из-за этого она беспокоилась и плакала в лесу. Я сказала, что он Софии. Но это смущает ее еще больше.

— Откуда ты знаешь, что София…

— Просто знаю. Она спросила Рена, почему он в последнее время не навещал Талли. Они все должны знать о могиле. Господи, не удивительно, что они все об этом молчат.

— Подожди, а что насчет того, что произошло той ночью? — Кайла грызет огурец, и каждый парень на расстоянии пяти пятидесяти футов восхищенно пялится на нее. — Той, в средней школе? Она… она тогда потеряла ребенка? Или раньше?

— Эйвери сказала, что наняла каких-то парней, чтобы что-то с ней сделать, а Рен сказал, что Джек их прогнал. Что если шок спровоцировал выкидыш? Что если один из них сильно толкнул ее, она жестко упала, и выкидыш произошел прямо в лесу? Это вполне могло бы погрузить их в странное до сумасшествия молчание, которое продолжается до сих пор.

Что если той ночью им пришлось похоронить больше одного тела? Фотография из сообщения все еще яркая, как долбанное «слепое пятно», которое получаешь, когда долго смотришь на солнце. Но в моем разуме крепко застряло другое пятно, и для меня его гораздо тяжелее принять. Кайла озвучивает это первой:

— Если София и Джек тогда встречались… — Мой желудок скручивается. Глаза Кайлы расширяются. — …это означает…

— Вы обе выглядите слишком серьезно для одиннадцати тридцати утра, — произносит Рен, присаживаясь рядом с Кайлой с улыбкой на лице. Кайла прочищает горло и приглаживает волосы.

— Гм. Да! — отвечает она. — Мы просто, эм, говорили о выпускном! Думаю, выпускной в старшей школе просто отдыхает после выпускного в средней.

— Ну, это будет наш последний школьный вечер, — говорит Рен.

— И последний раз, когда нам придется покупать подержанные платья в «Росс» и выносить лапанья парней, которые не могут отличить вагину от ануса, пока диджей играет что-то о вечеринке, пока солнце не взойдет, из Top 40, а люди украдкой пьют дешевую водку из фляжек, спрятанных на бедрах, — говорю я.

Рен и Кайла смотрят на меня.

— Что? — спрашиваю я невинно.