Дикий восторг - [33]

Но все же.

Это все, чего я хотела, хотя даже и не подозревала об этом.

Я копаюсь в своей электронной почте, чтобы поблагодарить их за стипендию и рассказать Эвансу, но останавливаюсь на одном специфичном сообщении. Оно новое — отправлено всего четыре часа назад со странного адреса. Сначала я думаю, что это спам, но затем я читаю заголовок сообщения:

«Айсис, я знаю, что ты там».

Жуткий-возможно-от-серийного-убийцы заголовок, я щелкаю на него. Что ужасного может произойти? У меня отличный брандмауэр[15], а если это фишинг-письмо[16], то я просто не буду ничего в нем нажимать. В сообщении всего одна строчка:

«Джек Хантер — зло».

Это что шутка? Это должно быть дрянное, шутливое сообщение от кого-то из школы. Я слышала именно такие слова от людей в школе, но в подобном сообщении, это пугает. Это каким-то образом кажется более угрожающим и реальным. Я пытаюсь выследить электронный адрес, проверяя его через Гугл, но ничего не выходит. Это просто беспорядочный набор букв и цифр, который также может оказаться и спам-бот[17], но это не так. Это кто-то, кто знает мое имя, кто-то, кто считает, что Джек Хантер — зло. Я, конечно, с ним конфликтую, но я не думаю, что он зло. Он жестокий и черствый. Но зло? Реальное, подлинное зло? Это немного далеко от правды.

И именно тогда я вижу ее.

К сообщению прикреплена фотография.

Я открываю ее. Она расплывчата, но я вижу деревья и сосновые иголки, покрывающие землю. Вижу темную глыбу, которая выглядит так, будто имеет конечности (человек?), лежащую на земле, а в углу я вижу руку, держащую биту. Биту с каким-то темным пятном на конце.

У меня пересыхает во рту. Я знаю эту руку. Воспоминания нарастают, как стремительная волна. Я схватила эту руку с тонкими, нежными и длинными пальцами. Держала ее, пока мы оба сидели на кровати, и я в чем-то признавалась. В чем-то, что много для меня значило. Грохочущая музыка. Вкус выпивки. Танец. Кровать.

Я знаю, чья рука держит эту запятнанную бейсбольную биту.

Это рука Джека.

Джек нависает над чем-то, что похоже на мертвое тело.

— 7 –

3 года

26 недель

5 дней

Добро пожаловать в ад. Население: я, какие-то идиоты и моя мама.

Справедливость — это, по сути, костюмированный фарс. Ты узнаешь это, когда тебе три года и твои родители говорят тебе, что делиться — значит заботиться, когда и ежу понятно, что делиться — это ужасно, и никакая забота сюда вообще не вовлечена, потому что неважно насколько громко ты плачешь, ни у кого, кажется, нет сочувствия к тебе и твоей кукле, к которой не должны прикасаться чужие руки, ведь все остальные — грязные и тупые.

Суд, по сути, тот же фарс: кучка высокомерных, усталых взрослых, говорящих друг другу делиться и заботиться. А в качестве бонуса — тюремный срок.

Я вздыхаю и снова застегиваю до подбородка пуговицы на своей отвратительной блузке. По крайней мере, мама позволила мне надеть джинсы. Я не смогу морально поддерживать ее, когда моя задница болтается в обтягивающих черных брючках для всеобщего обозрения. Я пытаюсь привести в порядок волосы — мама собрала их в большой пучок, но Кайла шлепает меня по рукам.

— Прекрати. Ты в кои-то веки прекрасно выглядишь.

Я самодовольно улыбаюсь и смотрю на нее. Она сидит рядом со мной в зале судебного заседания, аналогичная белая блузка едва сдерживает ее внушительную грудь. На ней юбка, жемчужные серьги и соответствующее ожерелье, ох, она выглядит как настоящая первая леди. Ну, если бы первой леди было семнадцать, и она была бы латиноамериканского происхождения. Суд не совсем похож на тот, что я себе представляла, ну, знаете, просто я ожидала увидеть переполненные залы уровней CSI, хмурых судей и взволнованных присяжных. Но вместо этого я получила зал, который выглядит, будто прямо из восьмидесятых: странные, покрытые геометрическими узорами ковры и мерцающие флуоресцентные лампы, оу, и, конечно, судью, которая выглядит, как улыбающаяся бабушка с пурпурными волосами и ярко-красными ногтями. Присяжные даже не выглядят серьезными — они переговариваются и смеются между собой. Мама сидит на два ряда впереди нас, ее адвокат рядом с ней. Лео, подонок, сидит за столом слева, а его адвокат что-то ему нашептывает. У подонка рука в гипсе, а нос перевязан.

— Осел, — шепчу я Кайле. — Нос Лео в полном порядке. Он просто играет на публику.

— Он такой противный, — ухмыляется она. — Надеюсь, вся эта гадость вернется обратно к нему! Через «Федекс Экспресс»! Экспресс доставкой!

Я не свожу с мамы взгляд, пока люди заполняют зал заседания. Прошлой ночью я спала на надувном матраце возле ее кровати, иначе она бы не перестала плакать. После того как поутихла вся эта шумиха со Стэнфордом, остался лишь печальный осадок реальности. Мамины плечи дрожат под костюмом-двойкой, но она высоко держит голову.

— Джек придет? — спрашивает Кайла.

— Аха. А что? — киваю я.

Она пожимает плечами.

— Просто… ну, знаешь, это может быть тяжело для тебя.

— Со мной все будет в порядке.

Кайла несколько секунд молчит, прежде чем произнести:

— Для него это тоже было тяжело.

— Что? Для кого?

— Для Джека. Когда ты легла в больницу, он стал совершенно другим. Знаю, я уже говорила это в тот день, когда ты вернулась в школу, но… он очень, очень изменился. Я никогда не видела, чтобы он выглядел таким безучастным. Он выглядел так, словно внутри него все мертво.