Дикий восторг - [26]

— Тридцать восемь процентов, — произносит она.

— Что?

— Такова вероятность, что мне удастся пережить операцию. Тридцать восемь процентов. А без операции, у меня останется только два месяца. — Я молчу. София скрещивает руки и откидывается назад, ее улыбка увядает. — Нет, Айсис. Ты не знаешь, каково это. Ты и понятия не имеешь, каково это — ждать смерти. А теперь уходи. Оставь меня в покое.

* * *

Я в жизни не была так счастлива видеть свой дом.

Ну, за исключением того раза, когда Кайла отдала мне свой буррито, а потом Рен дал мне свой, так что в итоге я съела три буррито, после чего я сидела на алгебре интенсивно думая о туалетах, мда, я в жизни не мчалась домой настолько быстро.

Исчадие ада первым приветствует меня, когда я захожу в дом. Он выбегает из-за угла, и я несусь к нему, готовая задушить его в объятиях чистой любви и дружбы. А он в ответ грызет мои лодыжки.

— Ай! Ай, больно же, ты, маленький засранец! — шиплю я. Исчадие ада шипит в ответ.

— Ах, только посмотри! Он так по тебе скучал, — говорит мама, когда входит за мной.

— Скучал по мне или по возможности съесть мои шнурки?

Мама хихикает. Наверху я сбрасываю свой рюкзак; моя комната ощущается такой чужой. Она пахнет настолько странно по сравнению со слабым запахом анестезии и белизны, к которым я привыкла. Я плюхаюсь на кровать и пялюсь на потолок. Кто знал, что я могу так сильно скучать по куску штукатурки?

Мисс Маффин, плюшевая панда, вяло поникла. Я кладу ее себе на грудь и крепко обнимаю, выдавливая из нее китайскую набивку.

— Я вернулась.

Я смеюсь над собственными словами.

— Я действительно вернулась.

Запах какой-то вкуснятины доносится наверх и выталкивает меня из постели. Он пикантный? Сырный? На кухне мама достает из духовки лазанью.

— Ты сама ее приготовила? Для меня?

— Я купила торт, — смущенно улыбается мама. — Но нет, не я ее приготовила. Кое-кто… кое-кто очень милый ее сделал, а затем принес.

Она накладывает мне тарелку и уговаривает поесть. Я откусываю, и вкусы лазаньи взрываются во рту. Это лучшее, что я пробовала за последнее время — с больничной пищей фиг сравнится. Черт, да настоящему итальянскому ресторану будет сложно превзойти это блюдо.

— Это… кто это приготовил?

— Тебе нравится? — откусывает мама лазанью. — Я думаю, она очень вкусная.

— Хм, я своего рода мастер по уклонениям, мам, а ты пахнешь, как целых пять уклонений! Кто тебе это принес?

— Джек, — хмурится она.

Я смотрю на лазанью, затем снова на нее, потом опять на лазанью, прежде чем бегу в ванную и пытаюсь засунуть пальцы в горло.

— Милая! — барабанит в дверь мама. — Что ты делаешь?

— Он ее отравил! — кричу я сквозь пальцы. — Съешь немного хлеба и «Пепто-Бисмол»[10], чтобы замедлить распространения яда в крови!

— Не говори глупости, Айсис!

— Мм? — я распахиваю дверь. — Разве я не сообщала тебе последней информации о том, какой он подлец? Он изменял своей девушке, а в последние две недели он практически бросил ее, и он ненавидит меня…

Хмурый взгляд мамы становится абсолютно убийственным. Она хватает меня за ухо, как делала, когда я была маленькой и, выкручивая, тянет меня обратно к столу.

— Ай, ай, ай, ай, ОНИ МНЕ НУЖНЫ, ЧТОБЫ ДИФФЕРЕНЦИРОВАТЬ ЗВУКИ.

— Ты сядешь и будешь есть это блюдо, и, ей-богу, ты съешь все до последнего кусочка.

— Он отравил…

— Он ничего не отравил! — восклицает мама, ударяя по ней вилкой. — С тех пор как ты попала в больницу, он был только добрым и внимательным. Джек приносил мне еду почти каждый вечер и проверял как я, и хотела бы тебе напомнить, что именно он спас тебя, Айсис. Так что ты будешь почтительной и съешь ее, и я больше не желаю слышать твоих жалоб по этому поводу.

Я вздрагиваю. После долгого соревнования по переглядыванию с куском сыра, я беру его и медленно кусаю. Только тогда мама чуть-чуть расслабляется и начинает есть свою порцию. Что-то вроде обиды пускает корни в моем сердце, но я быстренько подрезаю это дерьмо. Она и понятия не имеет, кем на самом деле является Джек, черт, да я и сама едва это знаю. Так что, естественно, она будет его защищать.

Где-то между нашими ломтиками немного черствого магазинного торта, мама разрушает свое суровое молчание одинокой слезой, которая шлепается на скатерть, и тогда она прячет свое лицо в ладонях.

— Прости, Айсис. Боже, я так сожалею.

Я встаю, подхожу к ней сзади и обвиваю руками ее шею, проложив щеку на мамины лопатки. Я вижу судебные документы и заявления полиции, сваленные в кучу на журнальном столике в гостиной. И среди них мои медицинские счета.

— Все в порядке, — шепчу я. — Все будет хорошо. Обещаю.

— 6 –

3 года

26 недель

3 дня

На Ист Саммит Хай могли бы сбросить ядерную бомбу и ничего бы не изменилось. Кроме стадиона. И, может быть, немного подпортилась бы архитектура. Но еда пережила бы ударную волну, поскольку я на девяносто девять процентов уверена, что она состоит из мяса тараканов, и миссис Борш осталась бы стоять, ведь, давайте говорить начистоту, все знают, что эта женщина тайный агент Холодной Войны, генетически модифицированный так, чтобы пережить настолько незначительные вещи, как быстрая атомная декомпрессия.

Когда я заезжаю на парковку, Кайла ждет меня на обочине. Она бросается ко мне и, несмотря на то, что кто-то чуть ее не сбивает, мы обнимаемся.