Дикий Урман - [18]

– Густо карась прет, - радовался Федор. - Из веку его тут не ловят.

– Скоро надо бы план работы составлять. Смету на новый год… А я тут с карасями занимаюсь. Распределят деньги по другим статьям, оставят на все воспроизводство крохи.

– Что же, начальство не знает, сколько денег надо?

– Знает… Другие расходы есть. Каждый год из-за сметы войны… Поставят прошлогоднюю сумму, вот и топчись потом на месте.

Росин снял с вешал связку рыбы.

– Не хватит ей сохнуть?

Федор взял пару карасей и постучал один о другой.

– Как сказывал? Гремят - просохли как надо. Эти, слышишь, что лучина.

Росин принялся складывать сушеных карасей в большой плетеный короб, подвешенный к толстому суку кедра, чтобы не забрались мыши.

– А не уйдет время урман-то под соболей смотреть? - озабоченно спросил Федор.

– Не уйдет!- Росин невесело усмехнулся. - Времени у нас теперь на все хватит… А для обследования вторая половина лета даже лучше.

…Через несколько дней короб был полон сушеной рыбы.

– Сейчас бы с удочкой посидеть. Поймать хоть одного такого карася на крючок. Жалко, ни крючка, ни лески, а то бы попробовал.

– Слышь-ка, никак гром? - насторожился Федор. - Этого еще не хватало. Неужели дождь? Сколько рыбы пересушивать придется. Лабаз делать надо, с крышей.

– Да, лабаз капитальный нужен… Я здесь не так далеко видел - елки хорошо стоят: все рядом и почти ровным кругом. И сучья толстые. В общем, как раз для лабаза.

– Вот там и делай.

На высоте примерно в два человеческих роста на прочные сучья Росин уложил толстые жерди, надежно прикрутил их к стволам ивовым корьем и прутьями. На раму из толстых жердей положил настил из жердей потоньше.

Федор оставил на время рыбу и лыком сшивал куски бересты для крыши лабаза. Делал он все без спешки, но как-то очень споро. Видно было - работает он не только руками, но и головой: все продумано, все складно, все одно за другим.

Росин то и дело слезал на землю, взяв в пук ветки, обхватывал сплетенной из лыка веревкой и, опять забравшись по сучковатому стволу, втягивал наверх, на настил. По бокам настила росли плетеные, как украинский плетень, стены лабаза… Хоть и длинен в эту пору северный день, но вот уж и тени во всю поляну и сумрак в чащобе. А крыша только начата.

Федор рогулькой подвинул горшок к углям.

– Уж который раз стынет уха. Вот, думаю, придешь, вот придешь, а ты все там. Поел бы.

– Думать, Федор, о еде не хочется. Все рыба, рыба, все пресное, пресное! Хоть бы одну солинку! Ведь так и загнуться можно.

– Помаленьку привыкнем. Другой старик хант и по сю пору соль не признает, а покрепче нас с тобой. Будешь, что ли, есть?

– Доделаю лабаз и буду. Теперь уж немного осталось…

Совсем потух день. Росин втащил на крышу последний кусок бересты. Укрепил, слез и, пошатываясь, побрел к костру.

– Федор, а ведь дождь собирается.

Федор посмотрел на луну.

На неяркий диск мохнатыми клочьями наплывали края низкой тучи.

– Похоже.

– Придется рыбу в лабаз таскать.

– Совсем с ног собьешься. На вот, выпей чаю. С брусничным листом. Малость силы прибавит.

И опять цеплялись за сучья усталые пальцы, опять, взобравшись в лабаз, Росин перебирал руками веревку, теперь уже втаскивая корзины с сушеной рыбой.

В полной темноте последний раз сбросил он пустую корзину, спустился на землю и, едва дойдя до костра, рухнул на осоку рядом с Федором.

– Поешь, Вадя. Ты же сегодня весь день не евши.

– Нет, Федор, завтра. Давай я тебя в шалаш затащу - и спать. А то ведь тут комары сожрут.

Кое-как заткнув вход травой, Росин вытянулся на сене… Но сон пропал. Болели натруженные руки, ломило уставшие от лазания ноги. В темноте не за что было зацепиться глазу. За нетолстой стенкой шалаша шуршали листьями мыши.

«Что подумает Оля, не получив письмо?… Начнут искать - не найдут. Матери сообщат: погиб или пропал без вести. А ей ведь никто ничего не скажет… И хорошо. Пусть ждет…»

Через несколько дней садок кишел рыбой. На всякий случай Росин забил еще несколько кольев, укрепив загородку.

Над садком с криком кружили чайки, привлеченные всплывшими дохлыми карасями. «Надо, пожалуй, выбросить уснувшую рыбу».

Росин вошел в садок. Вода словно вскипела. Десятки рыбьих морд натыкались на голые ноги. Росин шагнул назад, наступил на скользкого, затрепетавшего карася и выскочил на берег. «Ладно, чайки вытащат».

Однажды утром Росин прибежал от озера к Федору.

– Ты знаешь, как обрезало! Все верши почти пустые.

– Значит, все, кончилась страда. Однако ладно, порядочно насушили. Да в садке, сказываешь, раза два по стольку?

– Да, там основной улов.

– На зиму хватит… Ступай притащи оттуда корзиночку, чистить буду.

Вскинув корзинку за спину, Росин зашагал к садку. Еще издали увидел, как над кустами, скрывающими садок, белыми хлопьями метались чайки. «Вот ведь сколько собралось. Пусть поработают», - думал Росин, широко шагая проторенной за эти дни тропкой.

Голоса чаек становились все громче. А заметив человека, птицы заорали еще пронзительнее.

«Никогда не видели столько рыбы, поэтому и орут».

Росин вышел из кустов и обмер… В садке, бойко работая лапами, орудовал медведь. Весь мокрый, он проворно поворачивался то влево, то вправо и обеими лапами торопливо вышвыривал на песок рыбу.