Дикий огонь в его руках - [57]

Путешествуя в одиночестве, Максин должна была быть готова сорваться с места в любой момент, а не укладываться на ночлег как будто она в безопасности у себя дома.

Она всё ещё негодовала, когда вернулась к огню. Макс расстелила попону со своего коня, чтобы на неё сесть, и накинула на ноги пальто, поэтому смогла скрестить ноги, пока заканчивала готовить еду. Это на случай, чтобы Диган снова не обвинил её в том, что она хочет его соблазнить. Она даже застегнула пуговицы на рубашке до самой шеи. Но ей пришлось закатать рукава. Даже с застёгнутыми манжетами они свисали ниже её рук. Она всё ещё чувствовала на себе его взгляд, как если бы он ждал, чтобы продолжить их перепалку. Но вместо этого, она сделала вид, что его тут нет.

Она сняла кролика с огня, чтобы он остыл, затем покопалась в мешке Дигана, где он хранил еду, и достала оттуда кое-какую снедь, в том числе пару персиков. Она порезала хлеб прямо в руках, привыкшая делать это без разделочной доски. Девушка могла носить с собой не так много вещей, а разделочная доска была слишком громоздкой. Она положила несколько кусочков на сковородку, чтобы подогреть и насыпала сверху немного сыра.

Раньше у неё была оловянная тарелка для еды, но в последние дни она обычно ела прямо из сковородки. Как и её рыболовная сеть, её тарелка осталась где-то позади, когда звук хрустнувшей ветки заставил её в спешке собирать вещи и уходить. Не привыкшая быть одной и разбивать стоянку под открытым небом, долгое время Максин была пугливой. Она заставляла себя преодолеть эти страхи, предпринимая обоснованные меры предосторожности, и придерживаясь позиции, что всё может случиться. Но девушка не принимала в расчет, что у неё на пути может встретиться такой человек как Диган, создающий ей препятствия на каждом шагу, слишком проницательный, чтобы попасться на её уловки. Но зато когда она с ним, её уже не тревожит хруст ветки. Она чувствует себя в безопасности, полностью защищенной, когда она с ним.

Мысль была довольно-таки странной, учитывая, что он целовал её и ей это понравилось.

Она не собиралась позволять, чтобы это случилось снова. Чёрта с два она позволит!

Целовать мужчину, который её связывал, который может её заковать в кандалы? Ему повезло, что она не метнула свой нож прямиком ему в сердце.

— Перестань дуться.

Она кинула нож в его сторону:

— Лучше забери его, пока я не нашла ему лучшее применение.

Он приподнял бровь:

— Может мне также забрать револьвер, который ты носишь?

Она фыркнула:

— Когда ты вытащил из него пули? Без проблем, забирай!

Он пожал плечами:

— Мне казалось, ты говорила, что хочешь чувствовать вес револьвера для своего спокойствия. И я слишком хорошо понимаю, что револьвер, заряженный он или нет, можно использовать как средство устрашения, а это может понадобиться тебе в этой поездке… но только не против меня.

Она действительно говорила ему, что ей не хватает веса револьвера. И Диган так часто оглядывался назад, что становилось ясно, он ожидает неприятностей. Он даже озвучил, будто она оказывает ему услугу, продолжая носить револьвер до той поры, пока он не заряжен пулями. Потому что он ей не доверял. Потому что она, в конце концов, оставалась его пленницей.

Диган не взял нож, который она ему кинула. Но он поднял кандалы, лежащие на земле перед ним, и бросил их в реку.

— Просто ты пряталась от меня два дня в Хелене. Больше не спрашивай про мои мотивы.

Объяснение, конечно же, было кратким. Но потом Максин подумала, ведь раньше он вообще ничего не объяснял, посему и этого было достаточно. Но, безусловно, что-то между ними изменилось. Очевидно, он не собирался обозначать, что именно. Возможно он и сам не знал.

Но она отметила:

— Я не видела, чтобы ты выбрасывал веревки.

— Для верёвок есть и другие применения.

Это был его способ сказать, что он также не будет больше связывать её? Пришло время отступить, но она решила испытать удачу:

— Ты всё ещё выстрелишь в меня, если я попробую сбежать?

— Попробуй, тогда мы и выясним это.

Никакого определенного «да» в этот раз? Макс предположила, что это уже прогресс. Она смягчилась, правда совсем немного.

Максин разрезала кролика на части и протянула ему кусок побольше. Второй раз за день он не делал попытки поговорить, пока ел. На этот раз она начала первой:

— Ты так и не сказал, сколько человек убил.

— Нет, не сказал.

Он попросту не собирался признаваться, сколько смертей было на его счету. Может, он даже сам не знал. Это было вполне возможно. Он говорил, что ранил стольких, что потерял им счёт. Поэтому, возможно, он не слонялся поблизости, чтобы узнать оправились ли они после ранений.

— Также ты никогда не говорил, как долго занимаешься решением проблем других людей.

— Ты никогда не спрашивала.

Она чуть не закатила глаза. Он чертовски хорошо умел увиливать от вопросов о себе, как с помощью так раздражающего её молчания, так и попросту прибегая к отговоркам.

— А теперь я спрашиваю.

Он пожал плечами:

— Где-то лет пять.

— Ты родился не на Западе, не так ли?

— Я вырос в Чикаго, посещал лучшие школы, меня готовили принять бизнес моего отца.

Её глаза загорелись от такого количества информации личного характера, даже если её выдали таким безучастным тоном.