Дикий Билл - [6]

«Даже не знаю, с чего начать. Все эти истории довольно правдивы. Это было на войне. Тот случай, когда я переплыл реку, произошёл во время долгой разведки, когда генерал Кёртис отправил меня в армию Прайса, и я провёл с мятежниками пять месяцев. Тогда были довольно напряжённые дела, и было небезопасно идти прямо через их линии. Те, кто приходил с другой стороны, были под подозрением. Поэтому я начал с того, что поехал в Канзас-Сити. Я купил там лошадь и отправился на равнины, а потом – через южный Канзас в Арканзас. Я знал одного мятежника по имени Барнс, которого убили под Пи-Ридж. Он был из Остина в Техасе. Я назвался его братом и записался в кавалерийский полк рейнджеров.

Генерал Прайс готовил поход в Миссури. Пока мы не началась кампания, мне было очень тяжело. Люди в нашем полку были просто звери. Убить человека для них было всё равно, что убить свинью. Офицеры не могли ими командовать. Они сами боялись своих людей и разрешали им делать, что угодно. Поэтому солдаты грабили и иногда убивали своих же мирных жителей. Мне было тяжело оставаться с ними и не превратиться в них. Я так и не раскрыл, что хорошо стреляю, я приберегал это на крайний случай. Но если бы вы слышали, как я ругаю голубопузых, то вы бы решили, что я самый злобный из всего полка. Так продолжалось, пока мы не приблизились к армии Кёртиса. Скоро они стояли на одной стороне Сэнд-Ривер, а мы на другой. Я постоянно собирал сведения, пока не узнал всё о полке и его силе: сколько было кавалерии, сколько было артиллерийских орудий.

Теперь настала пора уходить, но это было нелегко – на обеих сторонах реки были дозоры. Однажды когда я был в дозоре, наши люди болтали и переругивались с мятежниками, как это обычно бывало. Один из солдат Союза предложил обменять кофе на табак. Мы перешли на небольшой остров, который был вроде нейтральной территории. Через минуту я увидел другой отряд, это были миссурийские кавалеристы, и мы узнали друг друга. Я боялся, что они выдадут меня, поэтому выпалил:

«Ну, янки, давайте ваш кофе. Да не жареные бобы – мы, техасцы, разбираемся в таких вещах».

Парни промолчали, и мы разошлись. Через полчаса генерал Кёртис узнал, что я с мятежниками. Но как пересечь реку? Это ставило меня в тупик. После того, как я побывал в дозоре, я не волновался, что меня застрелят. Я стрелял в наших парней, а они – в меня, и мы нарочно промахивались. Но меня волновало, как пересечь реку. Наконец, после долгих раздумий я, как обычно, решил, что самый лучший и самый безопасный план – это самый смелый план.

У нас в роте был один сержант, который хвастался, что он мог победить любого в полку. Он клялся, что убил больше янки, чем любой другой человек в армии, и что он мог пойти на такой риск, на какой никто не пойдёт. Однажды, когда он говорил такое, я подошёл и предложил поспорить на наших коней, что я обгоню его на открытой местности и при этом буду ближе к янки, чем он. Он пытался увильнуть, но люди подняли шум, назвали его трусом и хвастуном, поэтому он вынужден был согласиться. И вот мы сели на наших коней. Но перед тем как подойти к солдатам Союза на расстояние выстрела, я пнул своего коня и поднял его на дыбы, чтобы они могли увидеть, кто я. Потом мы медленно, бок о бок поехали к берегу реки.

Наверное, тысяч десять собрались посмотреть на нас. Кроме мятежников, которые не плакали бы, если бы нас убили, наши парни тоже пришли. Незаметно они целыми тысячами спустились к реке. Их дозоры стреляли в сержанта. Не знаю, боялись ли они попасть в меня, но меня ни разу не задели. Под таким градом пуль сержант показал себя смелым парнем.

Скоро мы приблизились вплотную к реке, и один из солдат янки завопил:

«Молодец, Дикий Билл!»

Тут сержант что-то заподозрил. Он повернулся и прорычал:

«Клянусь богом, я так и знал, что ты янки!»

Он тут же достал револьвер, но было слишком поздно: я успел послать в него пулю. Я бы не убивал его, если бы он меня не заподозрил. Я был вынужден.

Когда он скатился с седла, я взял его коня за поводья и как можно скорее бросился в воду. Когда я застрелил сержанта, наши парни подняли невероятный крик и открыли мощный огонь по мятежникам, а те начали палить в меня. Но я глубоко нырнул, и надо мной был конь. Я схватился за его за хвост и направлял к противоположному берегу, а другой рукой я держал коня сержанта за поводья. Это была самая горячая ванна в моей жизни. Ух! Две минуты пули разрезали воду. Но мятежникам мешали поднятые нами брызги, а наши парни скоро заставили их скрыться. После некоторого барахтанья на берегу я добрался до кустов с двумя конями и без единой царапины.

Признаюсь, – сказал скаут, поглаживая свои длинные волосы, – я был горд, когда наши парни привели меня в лагерь, и генерал Кёртис поблагодарил меня перед множеством генералов.

Но больше я такого не повторял. После этого я не был на разведке в армии Прайса. Меня слишком хорошо знали. Сами понимаете, быть пойманным – это не очень полезно для здоровья».

История скаута о том, как он переплыл реку, должна была удовлетворить моё любопытство. Но я особенно желал услышать историю о кровопролитном бое с бандой головорезов в начале войны, когда он в одиночку убил десятерых человек. Я слышал эту историю от офицера регулярной армии, который спустя час видел Билла и десятерых мертвецов – одни были убиты пулями, а другие зарезаны ножом.