Дикий берег - [115]

Шрифт
Интервал

Все три девушки взглянули на меня уважительно.

Так что я опять стал думать про книгу. Снял ее с полки и положил на скамейку возле кровати, рядом с лампой, чашкой и пьесами Шекспира, которые Том подарил мне на Рождество. И думал про нее. Когда это все началось, давным-давно… Компания встретилась, стали придумывать дела на лето. Мы же не ворье кладбищенское, сказал Николен, – и я мгновенно проснулся…

Итак, я начал писать.

Работа продвигалась медленно. Писать для меня было примерно как для Чудилы Роджера говорить. Каждый вечер я решал, все, завязываю. Но на следующий вечер, или через вечер, начинал снова. Удивительно, сколько память выдает, если на нее поднажать. Иногда, закончив писать, я приходил в себя и дивился, что сижу в хижине, по ребрам катился пот, руки немели, пальцы сводило, сердце колотилось от давних переживаний. А днем, качаясь в лодке на расходившихся волнах, я думал о том, что было, и о том, как это изложить на бумаге. Я знал, что закончу книгу, сколько бы времени на это ни ушло. Я был на крючке.

Теперь осенние вечера проходили одинаково. Отнеся рыбу на разделочные столы, я поднимался на обрыв. Ребят там не было. Упрямо не думая о них, я шел домой, обычно уже в ранних сумерках. Дома отец смазывал сковородку и жарил рыбу с луком, а я зажигал лампу, садился за стол, и мы болтали о дневных событиях. Когда рыба была готова, мы садились, отец читал молитву, и мы ели рыбу с хлебом или картошкой. Потом мыли посуду, убирали со стола, допивали воду и чистили зубы купленной у мусорщиков зубной щеткой. Потом отец садился за машинку, а я – за обеденный стол, и он шил одежду, а я сшивал слова, пока мы оба не соглашались, что пора спать.

Не знаю, сколько вечеров так прошло. В дождливые дни было то же самое, только с утра до вечера. Примерно раз в неделю я ходил к Тому. Поскольку я обещал писать, он смилостивился и согласился возобновить уроки. Он разбирал со мной «Отелло», и я догадывался почему. Я корил себя за прошлое, но Отелло! Он единственный из шекспировских героев оказался еще глупее меня.

О, я глупец! О, я глупец!.. Когда вы будете писать в сенат
Об этих бедах, не изображайте
Меня не тем, что есть. Не надо класть
Густых теней, смягчать не надо красок.
Вы скажете, что этот человек
Любил без меры и благоразумья,
Не ревновал, но, раз заревновав,
Сошел с ума. Что был он, как дикарь,
Который поднял собственной рукою
И выбросил жемчужину, ценней,
Чем край его. Что, в жизни слез не ведав,
Он льет их, как целебную смолу
Роняют аравийские деревья.
Прибавьте к сказанному…[9]

– Значит, в Аравии тоже есть эвкалипты, – заметил я Тому, закончив читать отрывок, и он рассмеялся. А когда, уходя, я потребовал карандашей, он зашелся от хохота и принялся их искать.

Дни шли. Чем дальше я углублялся в события того лета, чем дальше они от меня отступали, тем меньше я их понимал. В голове была полная каша. Однажды шел дождь, и мы с отцом работали после обеда. Дверь мы открыли, чтобы впустить хоть немного света, но даже при горящей печке в комнате было холодно, а когда менялся ветер, с улицы брызгало дождем. Пришлось закрыть дверь и зажечь лампу. Отец склонился над курткой, которую шил. Пальцы его так и мелькали, прокалывая иголкой ткань, и все же проколы шли на одинаковом расстоянии друг от друга, ровно, словно по линейке. На среднем пальце у него был надет наперсток, он протыкал ткань, вытягивал нитку, протыкал, вытягивал… Нитка натягивалась равномерно, на ткани появлялись идеальные крестики… Прежде я никогда внимательно не наблюдал за его шитьем. Мозолистые пальцы двигались ловко, словно танцоры. Я подумал, отцовы пальцы умнее его самого, и тут же устыдился своей мысли. Прежде всего, это неправда. Отец приказывает своим пальцам, и никто другой. Без него бы они не справились. Вернее будет сказать, его ум – в том, как он шьет. И в этом он очень умен. Мне понравилась эта мысль, и я ее записал. Сшивать мысли. Тем временем отцовы пальцы втыкали иголку, протягивали ее сквозь ткань, соединяя куски, вытаскивали нитку, поворачивали, втыкали снова. Отец вздохнул:

– Глаза у меня уже не те, что прежде. Было бы сейчас лето. Как мне его недостает.

Я прищелкнул языком. Обидно средь бела дня сидеть в потемках и жечь лампу. И не просто обидно. Я обвел глазами убогую лачугу, и мне сделалось тоскливо.

– Черт, – злобно пробормотал я.

– Что-что?

– Я сказал, черт.

– Почему?

– Да… – Как объяснить ему, не огорчая? Он принимал это убожество, почти не раздумывая. Я покачал головой. Он с любопытством глядел на меня.

Вдруг меня осенило. Я вскочил.

– Куда? – спросил отец.

– Есть одна мысль. Я надел сапоги, куртку.

– Льет как из ведра, – с сомнением сказал отец.

– Мне недалеко.

– Ладной. Будь поосторожней.

Я повернулся в открытой двери, шагнул обратно и легонько двинул его в плечо.

– Ага. Я скоро вернусь, ты шей.

Я пробежал по мосту, поднялся на Бэзилон к бывшему дому Шенксов и принялся рыться среди головешек. Довольно скоро я нашел, что искал, в мокрой золе под северной стеной – большое прямоугольное стекло в размах моих рук и почти такой же высоты. Одно из многих окон. С угла оно немного сплавилось и покоробилось, но это меня ничуть не огорчило. Я поднял голову к небу, поймал ртом несколько дождевых капель и пошел в долину, осторожно неся стекло перед собой. По нему стекала вода. Как в автомобиле за ветровым стеклом, а? У мастерской Рафаэля я остановился и постучал. Он был дома, перемазанный в машинном масле, и стучал молотом, как Вулкан.


Еще от автора Ким Стэнли Робинсон
Аврора

В 12 световых лет от Земли 2122 пассажира гигантского корабля «плывут» по Млечному Пути к новому солнцу. Спустя полтора века пути и 6 поколений вынужденные эмигранты, самоотверженные исследователи приближаются к звезде G-класса Тау Кита и водной планете. В замкнутой системе на 12 порядков меньше Земли они воссоздали архипелаг всех климатических зон. Ждет ли обитателей рукотворного ковчега процветание за пределами Солнечной системы?


Красный Марс

Марс был пуст, пока на нем не появились мы.В 2026 году первые колонисты с Земли отправляются на Красную планету. Их миссия — создание благоприятных условий для жизни на Марсе, на поверхности которого первопроходцев уже дожидаются разнообразные устройства и механизмы, заброшенные сюда грузовыми кораблями. Будущие марсиане планируют растопить полярные шапки, поднять температуру атмосферы и заселить поверхность планеты бактериями… Но среди колонистов есть те, кто не согласен изменять первозданный облик Красной планеты, те, кто желает объявить Марс независимым от Земли государством, и они готовы сражаться за свои убеждения до последнего!


Зеленый Марс

Смысл в том, чтобы создать не вторую Землю, а нечто марсианское…Прошло пятьдесят лет с тех пор, как первые колонисты высадились на Марс. Красная планета постепенно теряет свой первозданный облик, и первые зеленые побеги уже карабкаются по холодным склонам скал. Но еще живы те, кто стремится сохранить пустынную красоту родной планеты и не допустить землян к управлению. Это – первое поколение детей, родившихся на Марсе, и они готовы показать, на что способны.


Голубой Марс

Красной планеты больше нет.Отныне зеленый и изобильный, Марс из пустыни превратился в мир, где люди могут процветать. Но вновь разгорается жестокая борьба между Красными, отстаивающими независимость Марса, и Зелеными – «терраформирователями». В это время переполненной и загрязненной Земле угрожает крупнейшее наводнение, грозящее уничтожить все живое. Марс становится последней надеждой человечества, и теперь его жителей ждет нелегкий выбор: демографический взрыв или… межпланетная война.


Годы риса и соли

В четырнадцатом веке Черная Смерть уничтожила в Европе треть населения. А что, если?.. Если эпидемия чумы уничтожила почти все население Европы? Как будет развиваться человечество? Это альтернативная история, в которой мир изменился. История, которая тянется через века, в которой правящие династии и нации поднимаются и рушатся. История потерь и открытий. Это – годы риса и соли. Вселенная, где Америку открывает китайский мореплаватель, промышленная революция начинается в Индии, главенствующие религии – ислам и буддизм, а реинкарнация реальна. Мы увидим рабов и королей, солдат и ученых, философов и жрецов.


Красная Луна

2047 год. Луна колонизирована Китайской Народной Республикой. Американец Фред Фредерикс, сотрудник швейцарской ИТ-фирмы, прилетает на Луну. Он должен установить новую коммуникационную систему Китайской лунной администрации и неожиданно становится свидетелем и невольным соучастником убийства. Луна – цель путешествия известнейшего журналиста и блогера Та Шу. Но даже несмотря на все свои связи и опыт, он скоро поймет, что «Луна – жестко стелет». Наконец, дочь министра финансов Чань Ци. Она оказывается на Луне по личным причинам, а ее попытка тайно вернуться в Китай вызовет события, которые изменят все – и на Луне, и на Земле.


Рекомендуем почитать
Размах и энергия Перри Экса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Летописная завеса над князем Владимиром

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Эскадрон несуществующих гусар

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Достойное градоописание

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жалкие бессмертные дождевые черви

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фиалка со старой горы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Калифорнийская трилогия

Вся «Калифорнийская трилогия» в одном томе. Содержание: Дикий берег (перевод Е. Доброхотовой-Майковой) Золотое побережье (перевод М. Пчелинцева) У кромки океана (перевод Н. Михайлова, Г. Емельянова)


Золотое побережье

Продолжает прославленную трилогию о возможных будущих одного из округов штата Калифорния роман – антиутопия «Золотое побережье».


У кромки океана

Завершает «Калифорнийскую трилогию» многозначная и притягательная экологическая утопия «У кромки океана».