Дикие - [13]

Геликоптер становился все меньше и меньше. А Сильвана все махала рукой, глядя в небо. На лице у нее была мягкая материнская улыбка, но в душе ее не было спокойствия:

Сильвана понимала, что это улетает ее жизнь.

А она продолжала существовать.

— Где я? Кто это со мной в постели? Анни ощущала, как беспокойно бьется сердце в груди, как лоб покрывается испариной. Она тяжело дышала и вообще чувствовала себя прескверно. Рядом с ней, полуосвещенный жемчужно-серым восходом, спал муж. Он что-то мычал во сне. Она коснулась его теплой спины для того, чтобы окончательно убедиться в том, что это он. Ну конечно. Она была в своем собственном доме, в своей собственной постели, а рядом с ней лежал ее Дюк. Тогда почему же она проснулась в таком сильном волнении?

И только тогда она вспомнила, что этим вечером состоится прием в честь дня рождения Артура. В тусклом предутреннем свете она едва различила настольные часы: будильник не будет звонить еще по крайней мере полтора часа. За стаканом с водой и номером «Тайм» (она всегда читала этот журнал, чтобы быть в курсе событий) виднелась цветная фотография в серебряной рамке. На ней была изображена вся ее семья, а снимали на свадьбе у Лоренцы. Даже если бы фотограф потратил на этот снимок не две минуты, как это было на самом деле, а два часа, и тогда ему не удалось бы создать лучший образ стопроцентного американского семейства. Анни в своем платье из голубого шелка стояла в центре, заслоняя собой морской пейзаж, висевший на стене сзади. (Она так и не успела спросить у Сильваны, когда она купила эту прелестную картину.) Левая рука Анни покоилась на плече четырнадцатилетнего Роба, самого яркого и беспокойного из всех ее четырех сыновей. Чувствовалось, что ему еще долго надо свыкаться со своим первым взрослым костюмом. Слева от Роба солидно, прямо и крепко возвышался муж Анни Дюк.

Она подумала, что тут он смотрится совсем как Джон Уэйн в период своего расцвета. Правда, не так высок и чуть полнее. Анни совсем растерялась бы в жизни, потеряй она мужа. Потому что он приглядывал абсолютно за всем в доме. Анни даже не знала, где хранятся их страховочные полисы на недвижимое имущество. (Чудесный, довоенной постройки, особняк с крыльцом на колоннах был подарком родителей Дюка ко дню их свадьбы и поразительно не вписывался в шумную, подвижную жизнь, которую вели его хозяева.) Впрочем, Анни и не хотела знать, где лежат эти бумаги, — достаточно было тех документов, с которыми она имела дело в бытность свою секретаршей Дюка.

Рядом с Дюком на фотографии улыбался Фред, самый старший из их сыновей. Никто не знал, как ему это удавалось, но ни в одном костюме он не смотрелся опрятно. Фред был математиком, писал дипломную работу в Пенсильванском университете и, слава Богу, пока еще не упорхнул из отчего дома. Анни со страхом ждала того дня, когда все ее дети повзрослеют и заживут своей жизнью в своих домах. Ей тогда ничего больше не останется в жизни, кроме как протирать пепельницы в их с Дюком особняке. Справа от Анни, перед одним из пианино Сильваны, стоял Билл. Он не улыбался и держал руки в карманах. Билл, в семье его звали Ромео, пока еще учился в колледже. За ним постоянно увивались девчонки. Да так, что для семейного удобства Анни и Дюку пришлось купить ему отдельный телефон, когда ему исполнилось четырнадцать. Рядом с Биллом стоял Дэйв, который к девятнадцати годам считался первым красавчиком в семье, хотя, конечно, все сыновья были по-своему привлекательны. Глядя на них, Анни подумала о том, что все-таки хоть что-то она сделала в своей жизни правильно. Четыре сына… Это было как раз то, чего так хотел всегда Дюк. Порой можно было подумать, что это будет пятеро братьев. Это напомнило ей о том, что надо будет их попросить починить перила на крыльце…

Они были футбольной семьей, и это смело мог подтвердить местный стекольщик. В конце двора был также расчерчен ромб для бейсбола. Они имели бассейн и к нему небольшую вышку для прыжков, а в зале было установлено баскетбольное кольцо, но вообще-то там чаще играли в настольный теннис. Когда сыновья Анни не катались по округе на лошадях, не тренировались и не играли, они смотрели, как это делают другие. Кто громче их мог приветствовать «Пиратов», заваливших в очередном матче «Стальных парней», кто яростнее их отстаивал на трибунах интересы «Пингвинов»?.. За столом всегда говорили либо о том, что должно было произойти на последней игре, либо о том, что произойдет на следующей.

Анни собиралась покормить их этим вечером пораньше, потому что у служанки был выходной, а Анни не хотела ей его портить. Но это неважно. Прежде чем она оденется к вечеру у Грэхемов, она сумеет быстренько поджарить сосиски и гамбургеры. Мальчики будут рады наскоро перекусить вместо того, чтобы усаживаться за плотную еду.

При мысли о приближающемся вечере Анни вновь овладела тревога. В голове у нее стало тяжело, как будто кто-то сжимал ее виски, дыхание участилось и стало прерывистым. Она очень надеялась на то, что в этот раз ничем себя не уронит. На последнем вечере у Сильваны — на том самом, где бедняжка Сюзи во всей одежде упала в бассейн, — Анни, сама того не заметив, сжала в руках какой-то фрукт слишком сильно и сок забрызгал ее белое атласное платье. Она очень надеялась на то, что не будет этим вечером выглядеть такой же дурой. Но добиться этого было так нелегко!.. Если она будет молчать весь вечер, Дюк обязательно будет на нее неодобрительно коситься. А если, повинуясь ему, она скажет несколько слов, то… — несмотря на журнал «Тайм», — все гости будут чрезвычайно удивлены тем, что она скажет. И опять у нее вспотеют ладони, собьется прическа и она быстренько исчезнет в ванной. Но ведь не просидишь там весь вечер! Это было бы неприлично. Конечно, можно будет сходить туда несколько раз, но на этом ей не удастся выиграть достаточно времени. А на обратном пути домой Дюк будет нудно жаловаться: