Дикие гуси - [130]

— Ребята в госпитале приодели на доро… — начал было он оправдываться перед Сонькой и вдруг, прервав сам себя, заорал на весь зал:

— Ба, кого я вижу — весь цвет Сочи и его окрестностей!

Батон чуть не подавился котлетой по-киевски, которую он только что сунул в рот целиком, дабы не облажаться с ножом и вилкой: он не знал, что в какую руку взять. А Лина вылила себе на выходное платье фужер шампанского, который только что поднесла к губам. Зато Юлька с Инеской не терялись в любой ситуации: взвизгнув по-щенячьи, они сорвались из-за стола, перевернув но ходу дела тарелку с харчо на штаны Болта и Шнифта, и, пулями пронесясь по проходу, повисли на Олеге, пятная лицо губной помадой.

— Вот это да-а-а! — Шнифт трясущимися руками наливал себе водки в фужер, не отрывая расширенных глаз от Айса, — жидкость лилась в стоящую рядом солонку. — Воскрешение из мертвых, картина третья! А мы ведь тебя похоронили! — обрадовал он подошедшего к столу.

— Не одни вы! — Айс поправил его руку над фужером, подождал, пока набежит граммов сто и залпом выпил.

— А это Соня! — представил затем подошедшую Соньку, — Ну, та самая, о которой я вам рассказывал! Не обижайте ее, хорошо? Она одна такая!

— И другой не может быть? — Лина уже расчмокивалась с новой подругой, затем передала ее Юльке с Инеской.

— Я эту слишком долго искал! — Айс произнес это с таким нажимом, что все враз посерьезнели.

— Ладно! — Шнифт плюнул на вконец перепоганенные харчо брюки. — Садитесь за стол, а ты, Айс, давай полный отчет о возвращении с того света!

— Меня ведь вправду хотели убить! — начал Айс, когда все расселись и приготовились слушать. — Только вот винтовка подвела Саркисяна, оптика у нее «плавала» — ну, расплывчатое изображение — да, может, ночь еще была на моей стороне. Пуля содрала хороший кусок кожи у меня на затылке и вдобавок, шоковое состояние… В общем, выглядел я как стопроцентный труп! И, как труп, меня загрузили в УАЗ и вывалили в морге Степанакерта, не назвав даже фамилии. А зачем трупу фамилия, тем более, если она кому-то мешает? Провалялся я среди покойничков около двух часов. Если бы на часок дольше — засыпали бы в общей яме вместе с остальными неопознанными. Спасибо моему хорошему здоровью за то, что быстро с шоковым состоянием справился, а еще большее — пьянчужке-санитару, который полез обшаривать трупы перед последним «прости». Он-то и услышал мои жиденькие стоны и доложил об этом главному хирургу. Ну а тот уже просто из интереса вытащил меня из подвала, а потом еще шесть часов пришивал на место шкуру и пару нервов, задетых пулей. Потом я, конечно, продал свой «Ориент» и сполна расплатился с моими спасителями!

Провалялся я бесфамильным в госпитале почти неделю. Рана почти зажила, головные боли, которые поначалу мучили меня ужасно, прекратились, и можно было бы вполне выписывать меня снова на позиции… А зачем? Чтобы меня при первой же возможности, как потенциального обвинителя, шлепнули, теперь уже подобрав более качественную оптику? Еле упросил хирурга с очередной партией тяжелораненых переправить меня на Родину! Что он там написал в сопроводительной — не ведаю, но сопровождающие всю дорогу старались держаться от меня подальше.

— А как же доллары? — спросил Шнифт.

— А никак пока! Только я получил было возможность вырваться из-под опеки Зиневича — под видом марш-броска с новобранцами, — как меня Саркисян подловил! Ну, ему-то это зачтется с процентами!

— За что же он тебя? — поинтересовался Болт.

— А ни за что, считай — вступился за русскую нацию! Ух как нас не любят все-таки в странах ближнего зарубежья! С дерьмом сожрать готовы!

— А за что нас любить-то? — влез Батон. — Во все дырки затычка!

— И то правда! — согласился с ним Айс. — Да черт с ними, давайте выпьем за сегодняшний вечер! — поднял он бокал, — Вечер неожиданных встреч!

— Хороший вечер, — подтвердила Сонька, чокаясь с ним… — вернее — ночь!

А к центру города вереницей пробирались трое «Жигулей» — близнецов одинакового песочного цвета. Это красивое кафе стояло третьим в списке Казаряна. Приближалась заключительная часть операции «Нинель». Для нее майор собрал в кулак все оставшиеся силы, это должен быть самый главный удар по самолюбию мафии: элитное кафе было местом собраний авторитетов всего побережья (небольшой уютный зал, вход с обратной стороны).

Хозяин его, по общему решению, никому ничего не платил. Зато и ему никто из посетителей малого зала не давал ни цента, ни рубля. Это устраивало обе стороны, особенно хозяина: «крыша» у него была стопроцентная, рэкет пятой улицей обходил его заведение. Самоубийцы они, что ли?

Казарян тоже не относил себя к этой категории, весь расчет его был построен на внезапности. Нанести оскорбление и смыться! А там пусть гнев всесильных обрушится на мадам Нинель. Или на того же Гарика, ему-то какое дело до их дел? Главное — хапнуть сейчас то, что само идет в руки, как в случае с яхтой, а затем скромно отойти в сторону, прихватив вдобавок часть положенных ему долларов! Вот тогда хватит на обеспеченную старость — в смысле девочек, выпивки и прочего культурного досуга! А пока — рискуем в последний раз!