— Аня, ну давай же быстрее, пойдем уже! — это голос Ирины.
Тот самый голос, который заставлял трепетать моё существо, от пупка до самых коленей. Ичил с тревогой посмотрел на меня. Чёрт, мой дом оккупировали, пока я отсутствовал. Вот так всегда и бывает, не успеешь пропасть без вести, как тебя на порог даже не пустят. Однако в сенях хлопнула дверь и наступила тишина. Я сказал:
— Ну, Ичил, давай, начинаем затаскивать сюда имущество. А с теми, — я кивнул на потолок, — я сейчас разберусь.
Мы быстро перекидали свои ящики в подвал, а в последний раз посмотрел на базу и приказал ИИ:
— Всё, закрывай лавочку. Посторонних не пускать, гуманные методы к агрессорам не применять, стрелять на поражение.
Портал закрылся.
Я полез к крышке подпола, открыл её и мне в лоб упёрся ствол ружья. Я поднял взгляд.
— О, Михалыч, здорово, что это ты меня ружьём пугаешь?
— А, это ты. Привет. А то я думаю, что за шум в подполе, так может воры схоронились. Давай, вылазь.
— Да я не один, вообще-то, — сказал я.
Мне страсть как не хотелось светить свои тайны, но тут уже ничего не попишешь. Пропалился, так пропалился. Михалыч спустил курки и поставил ружьё в угол.
Мы вылезли в кухню, тут и Афанасьевна оказалась.
— Здрассти вам, Мария Афанасьевна. А что это тут в моём доме народу, как на праздник?
— Это Иринка приехала, зашла в гости. А потом у меня прям в грудях затрясло. Ну, думаю, что-то случится. Вона, Михалыч ружьё взял, пошли смотреть.
Ичил стоял столбом посреди кухни и только переводил взгляд с меня на полки, с полок на стены. Потом пристально посмотрел на Марию Афанасьевну и, совершенно неожиданно, поклонился ей и сказал:
— Здравствуй, сестра!
Я перевел.
— И тебе здравствовать, — моя соседка усмехнулась, — братец.
— Почему ты своему мужчине не вылечила ногу? — с упреком произнес шаман, показывая пальцем на деревяшку Михалыча.
— Я что, господь бог, что ли? Чем я лечить-то буду?
Ичил поставил на стол склянку с раствором.
— Есть эликсир от травы аминай эм и правильная вода.
Афанасьевна где стояла, там и села. Табуретка жалобно скрипнула.
— Неужели у тебя есть заветная трава? — спросила она, прижав руки к груди, — Значит, не врала прабабка… про траву и про живую воду.
— Ну ладно, — засуетилась старушка, — я сейчас на стол спроворю, вы голодные, наверное, а ты Вовка помолодел штоль? Да что это я… — и ушла.
Мы посидели, помолчали. Ичил спросил:
— Магеллан, здесь можно ходить, смотреть?
— Да конечно, Ичил. Мы теперь у меня дома, здесь всё можно.
Ичил вышёл во двор, я посмотрел в окно, сердце моё дрогнуло. Вот тебе и шаман, вот в таком тихом болоте черти и водятся. Не ожидал я от него такой прыти. Это просто какой-то записной ловелас, казанова просто. И что он там втирает Ирине на помеси харкадарского и русского, я не знаю, но со двора, через открытое окно, слышен её смех, а Аня визжит и хлопает в ладоши. Мимика и поза Ирины совершенно недвусмысленно показывает… ну в общем, исключает всякие ложные толкования. Пустил козла в огород. Горечь горькая.
Михалыч тем временем бубнит:
— Значицца, как ты пропал, Афанасьевна поворожила и грит, жив он. Я тогда машину-то перегнал тебе в гараж… А седни чего-то с утра и заладила, вот, дескать, Вольдемар идёт…
Я выпил полстакана водки, занюхал рукавом. Спросил:
— Слышь, Михалыч, ты не знаешь, где тут можно купить фикус в кадке? Канарейку и семь слоников?
Конец третьей книги
