Дикарь - [127]

Почудилось, что вот-вот он умрет.

И с этим чувством вернулся страх. Не сейчас. Не здесь. Не…

Онемение схлынуло. И сердце застучало вновь ровно. Спокойно. И пальцы зашевелились, но страх никуда не делся. Он, этот страх, остался там, в душе, в самой глубине печени. И Верховный с тоской подумал, что ему стоило бы умереть.

Там, в подземельях.

А теперь он не сумеет.

Он поднес руку к глазам, и пальцы дрогнули. Показалось, что еще немного и она, изуродованная золотом, вцепится ему в глотку.

Может, и вправду вцепиться.

Маг явился ближе к вечеру. Он стал еще более худым и вид имел донельзя болезненный. Но Верховный чуял заключенную в этом уродливом теле силу. И сила манила. Сила представлялась почти столь же сладкой, как и кровь.

— Доброго вечера, — маг поклонился, стараясь быть почтительным. И Верховный ответил улыбкой.

— Он стал еще добрее, ибо ничто не украшает вечер так же, как добрый гость.

— Благодарю, — маг опустился на низкий стул.

— С тех пор, как дорогой наш друг покинул нас, отправившись навстречу своей госпоже, я испытываю печаль. И желаю, чтобы путь его был легок.

— Как и все мы, — маг пошевелил губами. Он явно хотел задать вопрос, однако не решался. И нервничал. Руки его, пальцы его пребывали в постоянном движении, в чем вновь же виделся признак беспокойства. Лоб прорезали морщины. Щеки чуть обвисли. А в глазах читалась усталость. — Куда на самом деле он уехал?

И прежде чем Верховный соизволил дать ответ, маг встал.

— Простите, но я должен понимать, что происходит. То я получаю письмо, в котором наш господин изволит гневаться. То сообщение, что господин скончался, а сын его более не видит смысла продолжать сотрудничество. Однако и приказа возвращаться нет!

Он взмахнул руками.

— Извините.

— Ничего.

— Я обыкновенный целитель. Не самый худший, но и не лучший. Я происхожу из тех, кого боги одарили лишь в первом поколении, но благодаря милости рода Ульграх я достиг многого. Но теперь я пребываю в растерянности!

— Чем я могу помочь?

— Ирграма велено убить. Но тот, кто приказал, не имеет права отдавать этот приказ. Тем паче, что он сам скончался.

— Случается.

— Именно. И я не сумел определить причину его смерти. А это… весьма необычно. Все здесь весьма необычно. Поймите, я не хочу ни с кем воевать! Я хочу жить. Просто жить. Заниматься любимым делом. Помогать людям. Разным людям. Я пишу труд о болезнях сердца, который, как мне представляется, будет интересен не только магам, но и обыкновенным врачевателям.

— Это весьма похвально!

— И я уж точно не способен никого убить. Я… слишком слаб и жалок для такого. Труслив. Пусть даже здесь это полагают недостатком. Не только здесь. Но такой уж я есть. И потому я хочу понять, как мне надлежит поступить в нынешней ситуации? Еще до меня доходят слухи. Престранные слухи. А Император… он превращается. В кого?

— В кого? — осторожно поинтересовался Верховный, подавшись чуть вперед.

— Не знаю, но это выглядит жутко.

Маг закрыл лицо руками.

— Наверное, я схожу с ума, если пришел со всем этим к вам. Но я и вправду… вчера исчез мой коллега. Он был магом, пусть и невеликой силы. Он вышел из своих покоев и не вернулся. Это уже третье исчезновение за последние десять дней.

Почему-то вспомнился вкус крови.

— Среди магов. Слуг… почти не осталось. И даже тот, чье тело я обнаружил, он был куплен здесь! И я сам бежал бы, если бы был шанс сбежать.

— Вы хотите покинуть нас?

— Разве это возможно? Даже если бы я и вправду хотел. Но куда мне идти? Я не уверен, что дома мне будут рады. Точнее уверен, что я там не нужен. Ульграх передумали. А я… сопутствующие потери, так это называется, — маг без сил опустился на подушки и скрестил ноги. — Пожалуй, я хочу знать, что меня ждет. И сколько еще мне осталось?

— Кто бы не хотел? — Верховный наполнил чашу теплым травяным отваром и протянул гостю. — Что еще вы можете сказать?

— Того, что уже сказал, мало?

— Нет. Достаточно.

— Чтобы умереть?

— И для этого тоже. Если вы будете говорить слишком много. Но вы явно желаете поведать больше.

Маг принял чашу.

И даже сделал глоток, сразу, не выказывая страха. Или просто отрава — вовсе не то, чего он опасался.

— Эта девочка… она пугает меня, — произнес он чуть тише и спокойней.

— Чем же?

— Не знаю. Она не сделала ничего дурного, если подумать. Она мила. Улыбчива. Играет, как положено ребенку. Хотя, конечно, там, где я рос, дети не играли с леопардами. Это как-то все-таки слегка чересчур.

Он выдавил улыбку, на которую Верховный ответил улыбкой же.

— Её почитают за живое воплощение божества.

— Так и есть.

— То есть? Простите, если вопросы мои неуместны. Да и с манерами у меня беда. И если о том говорить нельзя, то я приму. Но если можно, мне хотелось бы понять… с чем я имею дело.

— Все еще имеете?

— Каждое утро я осматриваю это дитя. Ищу болезни или иные следы проклятья, хотя теперь с уверенностью можно сказать, что оно побеждено, что ничего-то не угрожает ни жизни, ни здоровью этой девочки.

Ей дали имя.

Иолцин.

Маленькое сердце.

— И в моем присутствии нет нужды.

— Император беспокоится.

— Не знаю, — это маг произнес словно бы в сторону. — Он смотрит на нее вовсе не так, как мужчине следует смотреть на дитя. И уж тем более если та названа дочерью. Не так давно у меня спросили, в каком возрасте женщина входит в силу. В ту силу, что дает её выносить и родить дитя без вреда для себя. И… видят боги, ваши и наши, но этот вопрос, он… как бы это сказать…