Дикарь - [116]

— А это мы уже не узнаем, — проворчал Такхвар, весьма профессионально обшаривая мертвеца. — Я же просил не убивать.

— Опасен, — Миха дернул плечом и огляделся.

Прислушался.

Тихо.

Во дворе лишь он, барон да старик. Ица опять же нос высунул, но не сказать, чтобы сильно. Скорее уж готов был при малейшей опасности убраться.

Вот уж действительно разумный ребенок.

— Ты ему руку почти оторвал, — старик складывал находки рядом с телом. Какие-то мешочки, монетки на веревочках, камушки и прочий с виду мусор.

Но тревога росла.

Росла и…

Он ведь не испугался смерти, Лучник. Миха точно знал. И принял её с облегчением. И было еще что-то, что…

— Назад! — рявкнул он, отбрасывая барона за спину. Такхвар, к счастью, сперва отпрянул, потом посмотрел на Миху.

На Лучника.

Тело дернулось.

Сперва рука. Та самая, вывернутая. Пальцы неловко впились в землю и раздался такой донельзя мерзкий хлюпающий звук. Завоняло, будто тело разом начало гнить.

И оно ведь начало.

— Боги милосердные, — Такхвар попятился, осеняя себя странными знаками. — Это же… это же…

— Хрень неумиручая, — Миха подошел ко второму мертвецу, который вел себя именно так, как покойнику и положено — тихо лежал и ждал погребения. Миха поднял клинок.

Взвесил в руке.

Сойдет.

А Лучник дергался. Кожа пузырилась и сползала.

— Драгра! — Такхвар произнес это, и следом раздался тонкий бабий крик. Вот ведь. А Миха про нее почти и забыл.

— В дом иди, — рявкнул он и, примерившись, рубанул оживающего мертвеца по шее. Но клинок будто увяз.

Твою ж мать!

Мертвец почти сел. И дернул уродливой головой. Его плоть оползала, что воск, и из него лепили нечто иное.

Вздулась бочонкообразная грудь.

Неловко зашарили вокруг руки, пытаясь добраться до Михи.

Он попытался отрубить одну, но снова ничего не вышло, будто там, внутри, под желеобразной плотью скрывалась сталь.

— Это восставший мертвец! — Такхвар дернул Миху за руку. — Его не остановить!

— Еще заори, что мы все умрем.

— Умрем, — подтвердил Такхвар, пятясь к сараю. — Драгра не знает покоя. Он будет преследовать жертву денно и нощно. Его не сбить со следа. Его не отвернуть. Он существует, пока существует тот, кто должен быть уничтожен.

Кто?

Барон резко побледнел и его снова вывернуло. Надо что-то делать с этим. Слабый желудок, конечно, не сказать, чтобы смертельный недостаток, но в здешних местах со слабым желудком долго не протянешь.

Мертвец поднялся.

Он стоял, покачиваясь, и казалось, что он свалится от дуновения ветерка.

— Как его уничтожить? — поинтересовался Миха.

Вот как-то не радовала перспектива остаток жизни бежать от назойливого покойника.

— Никак.

— Голову отрубить?

— Пока не выходило.

— А… сжечь?

— Пытались. Не горит.

— А такой штуки, ну, как на острове, у них не осталось? — что-то подсказывало, что в этой хренотени сгорит и покойничек, который пока только стоял, не выказывая признаков агрессии.

— К сожалению, нет.

— И что нам делать? — Миха посмотрел на Такхвара, а тот на барона и с какой-то жалостью, будто уже на приговоренного.

Мертвец же сделал шаг.

К сараю.

— Дайте мне клинок, — барон вытер губы. — И я умру с честью!

— Идиот, — сказал Миха.

Значит, разрубить не получится. Сжечь тоже. И что остается-то?

Стрелы!

Стрелы, мать его! Те самые, которыми Лучник убивал магов. Если магов брали, то и дрянь эту, магическую, тоже должны бы. Вот только стрелы лежат там, в кучке остального добра. И лук тоже. А между кучкой и Михой стоит, покачиваясь, горбясь под тяжестью собственных рук, оживший мертвец.

Чтоб его!

— Задержите его… ты, иди туда! — Миха развернул барона и привычным пинком отправил в хлев. Конечно, мертвецу местная дверь не преграда, но какое-то время даст.

— К сожалению, шансов у нас… немного.

Кажется, старик собирался сказать, что их вовсе нет, этих шансов, но поостерегся.

Правильно.

И так ночь не задалась, так еще и каркают под руку.

— Какие есть… эй ты, — Миха шагнул навстречу.

— Осторожно! Его плоть — яд! Одного прикосновения достаточно, чтобы скончаться в муках.

Кончаться в муках Миха пока не собирался, а потому подходил к мертвецу осторожно.

— Помнишь меня? — поинтересовался он.

— Шь… мня, — отозвался покойничек. И голос у него булькающий, и не разобрать, что он там вовсе бормочет.

— Хорошо. Я тебя убил.

— Бл.

— Правильно. Жизнь, она вообще дерьмо, а порой и то, что ты вот сказал.

Слушает.

Интересно, мозги у него в черепушке сохранились или такое же желе? Но за Михой следит внимательно. И стоило ему сделать шаг, как мертвец вдруг оказался рядом. Да эта тварь быстрая, оказывается.

Очень быстрая.

Миха едва успел отпрянуть.

— Потанцуем? — предложил он.

И едва успел увернуться.

Вытянувшаяся рука драгра взрезала воздух перед самым носом Михи. А воняет-то эта пакость! И показалось вдруг, что над ухом щелкнул невидимый хлыст. Упредительно так. Поторапливая.

И знакомый голос произнес с насмешечкою:

— Что? Разленился? Сдохнешь, стало быть. Сам виноват.

Виноват.

Миха нырнул, уходя от удара, и следом раздался разочарованный вой ожившего покойника. Хрен тебе, а не мягкого Михиного мяса.

— Не дотянешься?

Покойник повернулся спиной.

— Эй, ты… — Миха поднял камень и швырнул в спину, но тот с хлюпаньем увяз, а драгра словно разом позабыл о Михином существовании. Он шел, переваливаясь с боку на бок, вздыхая и что-то бормоча, неразборчивое, жалобное.