Дик - [5]

Глава четвертая

Лето на Северных Курилах. — Наше житье-бытье. — Самолет прилетел. — Мы с Диком идем на почту. — Снежный заряд. — Позорное бегство. — Мысли о мщении и полный провал моих планов. — Бойкот. — Прощение

Лето на Северных Курилах — короткая и стремительная пора. Июль — август — вот и все, что отпускает тамошняя природа кустарникам и цветам, травам и злакам. Но и эти два месяца проходят под знаком дождей и туманов, когда лишь умозрительно можно представить, что в мире есть солнце и чистое, голубое небо. Но даже и в таких условиях и за такой мизерный срок растения успевают пробить так и не оттаявшую до конца землю, пойти в рост и вырасти. И как вырасти! До гигантских размеров: если дудка — то в два с лишком метра, а если бутон — так чуть не с голову. Ходить летом напрямик через сопки — сплошное мучение. Травянистые джунгли скрывают с головой, стоят как стена, и нужен самый настоящий мачете, чтобы прорубить дорогу.

Но в сентябре рядами падает отжившая и отцветшая трава, а октябрьские пурги, громоздя сугроб на сугроб, за несколько дней меняют декорации, подготавливая сцену к десятимесячному акту зимы. В это время поневоле берет тоска, поскольку знаешь, каково придется зимой. Ни свежей тебе картошки, ни капусты, ни регулярных писем и газет — зимой самолеты по месяцам не прилетали. А если еще и киномеханик даст маху — всю зиму будешь смотреть одно и то же старье. Как однажды, когда в клубе до самой весны крутили два фильма — «Бродягу» и «Возраст любви».

И все же подступавшая глухая пора обещала быть не такой длинной: как-никак в моем доме появилась еще одна живая душа, Дик. А двое, кем бы ни был твой напарник, — это двое. Это взаимность и, если хотите знать, диалог, потому что разговаривать с живым существом, будь то собака или кошка, — это совсем не то, что говорить со шкафом или играть в молчанку с самим собой.

Одним словом, мы с Диком жили и не тужили. Не за горами были ноябрьские праздники, и, как подарок к ним, вдруг прилетел самолет. Как он прорвался сквозь занавес непогоды, никто не знал, но рокот его моторов взбудоражил всех. Самолет — это наверняка десяток-другой ящиков с апельсинами-мандаринами, а может, с какой другой экзотикой, но главное — это газеты и письма. При нужде мы могли сидеть на сушеной картошке и консервированных борщах, но перебои с почтой переносились тяжело. И вот самолет прилетел, а Кулакова, который обычно ездил на местный почтамт, носило неизвестно где. Ждать, когда он объявится, было невтерпеж, и я решил взять дело на себя.

До почты было восемь километров, полтора часа хода, учитывая пересеченность местности и снежные заносы на дороге, и, чтобы скрасить ее, я решил взять с собой Дика. Ему такая разминка была полезна, а то он совсем засиделся дома.

Будь на дворе декабрь, я пошел бы, конечно, на лыжах, но зима еще не устоялась. На дороге был неудобный трехкилометровый отрезок — ровное как стол плато, с которого ветры начисто сдували снег. Он ложился плотно лишь в декабре, а пока плато представляло собой угрюмую каменистую равнину, идти по которой на лыжах мог только большой оригинал. Я им не был и потому отправился в путь на своих двоих.

Сначала все шло прекрасно. Мы с Диком одолели длиннющий тягун и вышли на плато, но, как это и бывает по закону подлости, на середине нас прихватил снежный заряд. Человек, не испытавший его на себе, не может и представить, что это такое. Все равно что шквал на море, когда команды старинных парусников из-за внезапности налета не успевали иной раз спустить паруса: корабли переворачивались и гибли.

Снежный заряд приходит так же неожиданно. Ничто, кажется, не предвещает его, и вдруг, словно из какой-то дыры на небе, начинает дуть ветер. Усиливаясь с каждой минутой, он с каждой минутой несет все больше и больше снега, и вот уже бешено крутящийся снежный вихрь валит с ног и скрывает все приметы. Но это еще полбеды. Самое опасное, что никогда не знаешь, как долго будет продолжаться эта свистопляска. Бывает, заряд выдыхается за десять минут, хуже — за час, но, бывает, переходит в пургу, которая дует день, два, а то и всю неделю.

Кто мог сказать, какой случай выпал нам? И что теперь делать — идти ли дальше, возвращаться или пережидать заряд на месте? Все было рискованно, и я, как витязь на распутье, соображал, в какую сторону податься. Возвращаться не хотелось, пережидать — тоже, и я в конце концов решил идти, куда шел. Но в том-то и заключается одна из опасностей этих дьявольских зарядов, что буквально через пять минут теряешь всякое направление. Потерял его и я. Ощущение было такое, что тебя положили в бетономешалку, наполненную белой мутью, и крутят, крутят. Север мог быть сейчас и на юге, и на востоке, и где хочешь, но только не на севере. Куда, спрашивается, идти, когда вдобавок ко всему знаешь, что справа — обрыв: стометровая отвесная стена, а внизу — море. Ухнешь — и ни дна тебе, ни покрышки.

Но человек по природе оптимист. В самых жутких случаях он все равно надеется на лучшее, а то и просто на авось. Так и я. «Бог не выдаст, свинья не съест». Ко всему прочему меня сильно поддерживало присутствие Дика. Он не отставал ни на шаг, и мне было радостно сознавать, что рядом со мной — верный друг.