Диетлэнд - [22]

Маленький синий винтажный автомобиль-жук, вероятно шестидесятых годов, остановился перед домом. Мужчина остался за рулем, а тощая девица с фотоаппаратом выскочила из машины и принялась щелкать, направив объектив на меня и маму. Ничего не изменится. Они всегда будут глазеть. Такова моя судьба.

— Вон отсюда! — заорала я, вскочив на ноги. Девица аж подпрыгнула на месте и сиганула к машине. Когда автомобиль отъехал от дома, я схватила блестящую круглую крышку с одного из наших металлических мусорных баков и запульнула автомобилю вслед. Я зарычала что есть сил, заглушая грохот металлической крышки, приземлившейся на середину дороги. Машина скрылась за поворотом в конце улицы.

Когда я обернулась, то увидела, что мама тоже вскочила на ноги и обеспокоенно смотрела на меня.

— Плам?

Я теперь стояла там, где обычно ошивались гляделы и паломники, как бы по ту сторону баррикад. Все вернулось. Прямая оказалась кругом. С этого ракурса дом выглядел обычным, совершенно ничем не примечательным каменным зданием, но я прожила там большую часть жизни. Если бы я могла собрать фотографии всех туристов и разместить их в хронологическом порядке, то по ним можно было бы рассказать такую историю: маленькая пухлая девочка, сидящая в тени пальмы, становится молодой девушкой, разрастаясь все больше и больше. Затем она становится затворницей в доме, вот она — огромная тень за плотной шторой, она едва помещается в кадре. Черное пятно.

Часть третья. Выпей меня

Два дня прошло с тех пор, как я обнаружила «Приключения в Диетлэнде» на кухне в Остен-тауэр; и почти закончила читать эту книгу. Я должна была быть в кофейне, отвечать на вопросы «девочек Китти», но я не могла оторваться от истории. Я принесла в жертву свою работу ради горчично-желтых страничек, которые старалась ненароком не намочить, пока отмокала в горячей ванне.

Двенадцать лет минуло с той весны, когда я впервые переступила порог «Клиники баптистов». За все эти годы я практически не вспоминала о том периоде, но книжка разбередила старые душевные раны; те дни на Харпер-лейн теперь ярко представали в моем сознании. Я словно вновь могла ощутить на языке вкус баптистской еды: металлический привкус разбавленного томатного соуса, кислое послевкусие во рту после порции запеканки, от которой пахло, как от средства для очистки ковров. Я вспомнила баптистские коктейли, их меловую текстуру и отдающий медикаментами белый осадок на языке. Когда империя «Баптист» перестала существовать, я знала лишь самые общие сведения: Верена Баптист унаследовала компанию; как у единственной владелицы акций, у нее было право закрыть все клиники, что она, собственно, и сделала спустя несколько дней, почти сразу же после трагической кончины родителей. Тогда я возненавидела дочь Юлайлы, хотя не знала даже, как ее зовут. Теперь, благодаря девушке, я держала в руках «ее слова».

Верена писала, что после того, как закрыла клиники, она осталась с «литрами баптистских коктейлей, чанами тушеной говядины и грузовиками куриных грудок, покрытых таинственной слизью»; все это «добро» было отдано в столовые и приюты для бездомных — «людям, которые голодали не по собственному выбору». Верена описывала это как акт милосердия, я же думала, что «баптистские помои» все же немного лучше, чем ничего.

Сейчас же я чувствовала только гнев и отвращение, когда читала о Юлайле. Как и всем «баптисткам», мне было суждено потерпеть неудачу, но тогда я винила в этом только себя. Возможно, когда-то давно я ненавидела дочь Юлайлы, теперь же я была рада, что она разоблачила мать. Наконец-то я осознала, что «Программа баптистов» не сработала вовсе не по моей вине.

Интересно, почему Верена публично отвернулась от матери? В основном книга содержала статьи, сухие факты, деловую (quasi) переписку, лишь изредка проскальзывал голос самой Верены. Но первый абзац словно был олицетворением ее самой — правдивые слова, неприукрашенные: «До моего рождения мама была стройной молодой женой. Они с папой обосновались в чудесном доме в Атланте и жили в любви, счастье и согласии… целый год, пока в одну пьянящую ночь страсти после мартини на веранде с Эмберсонами через дорогу папа не заминировал маму бомбой, что взорвалась через девять месяцев, превратив маму в жирную корову со шрамом, растяжками и талией объемом с автомобильную покрышку».

Этой бомбой, как нетрудно догадаться, была Верена. Она уничтожила идеальную фигуру бывшей королевы красоты, что сделало Юлайлу одержимой диетами, что, в свою очередь, привело к созданию всеамериканского ужаса под названием «Программа снижения веса баптистов». Почему Верена решила дискредитировать в печати покойную матушку и раскрыть все ее секреты? Ее заставили чувствовать себя виноватой лишь за то, что она появилась на свет.

Но книга была не только о «Программе баптистов». Верена попыталась разоблачить индустрию платных центров по снижению веса. Она много писала об известных диетологах, авторах книг про похудение, о настоящих гуру; некоторые разделы книги были посвящены диетическим препаратам, там даже была глава об операции, которую я планировала сделать. Но основной идеей книги была концепция побега женщин из некоей страшной страны, которую Верена называла Диетлэндом — страной диет. «Идеология Диетлэнда — сделать женщину ничтожной, делая ее худой!» — писала Верена. Моей матери понравилась бы эта книга. Я была уверена, что она прислала бы мне копию, если бы знала о ее существовании.