Дибук с Мазлтов-IV - [6]

Шмуэль Бааль-Шем был очень высоким, худым, костлявым человеком со скуластым лицом, обрамленным мягкой, густой и кудрявой бородой. Его глаза смотрели спокойно и мечтательно. Он выглядел пятидесятилетним, но с тем же успехом мог оказаться и тридцати-, и семидесяти-, и даже девяностолетним. Умение создать драматический эффект не подвело его и в тот раз. Полдень давно миновал, и он встал спиной к солнцу, так что его длинная тень накрыла нас, протянул вперед руки и сказал:

— Мы слышали, что среди вас завелся дибук.

— Нет никакого дибука! — сердито ответил рабби Шломо.

Бааль-Шем улыбнулся:

— Но здесь есть кунивар, говорящий голосом израильтянина.

— Да, случилось нечто непонятное, — признал рабби Шломо. — Но в наше время и на этой планете никто не относится серьезно к дибукам.

— То есть вы лично не относитесь серьезно к дибукам, — уточнил Бааль-Шем.

— А я отношусь! — закричал Йосеф Авнери. — Это я! Я! Я и есть дибук! Я, Йосеф Авнери, умерший год назад в элуле, за свои грехи осужден на пребывание в теле этого кунивара! Еврей, реб Шмуэль, еврей, жалкий, грешный, несчастный аид. Кто выпустит меня? Кто меня освободит?

— Нет дибука, говорите? — добродушно спросил Бааль-Шем.

— Этот кунивар обезумел, — буркнул Шломо Фейг.

Мы чувствовали себя неловко, смущенно покашливали и переминались с ноги на ногу. Если кто и сошел с ума, так это наш раввин, взявшийся с таким жаром отрицать феномен, который сам же и признал, пусть неохотно, несколькими часами ранее. Уязвленная гордость и отчаянное упрямство мешали ему рассуждать здраво. Взбешенный Йосеф Авнери начал громко называть буквы ивритского алфавита, затем прочитал «Шма Исраэль» — и говорил другие вещи, чтобы доказать свое существование. Бааль-Шем молча терпеливо ждал, воздев руки. Крепкий, коренастый Шломо, казавшийся карликом рядом с высоким хасидом, продолжал настаивать на рациональном объяснении происшествия с куниваром Сеулом.

Дождавшись, когда Фейг замолчит, Бааль-Шем сказал:

— В этого кунивара вселился дибук. Вы думаете, рабби Шломо, что дибуки перестали скитаться после разрушения местечек в Польше? Перед взором Б-жьим ничто не исчезает навсегда. Евреи ушли к звездам, Тора, Талмуд и Зоар тоже ушли к звездам, стало быть, и дибуку может найтись место в этих чужих мирах. Рабби Шломо, могу ли я принести мир этой уставшей душе и этому несчастному кунивару?

— Делайте что хотите, — хмуро пробормотал в ответ Шломо Фейг и отошел в сторону. Реб Шмуэль приступил к изгнанию духа. Сперва он созвал миньян[3]. Восемь его хасидов вышли вперед, мы со Шмарьей Ашем переглянулись и хотели присоединиться к ним, но Бааль-Шем с улыбкой отстранил нас и подозвал еще двух хасидов. Они встали в круг и запели. К моему глубокому стыду, я ни слова не понимал из их песни, так как они пели на галицийском диалекте идиша, языка, столь же чуждого для меня, что и язык кунивару. Пропев десять — пятнадцать минут, хасиды пришли в движение. Они начали хлопать в ладоши и закружились в танце вокруг Бааль-Шема. Вдруг он опустил руки по швам, и, повинуясь ему, хасиды замолчали. Бааль-Шем заговорил на иврите, и через мгновение я узнал девяносто первый псалом: «Прибежище мое и защита моя, Б-г мой, на Которого я уповаю». Мелодичным голосом он допел псалом до конца, обещающего избавление и спасение. Несколько мгновений стояла тишина, а потом реб Шмуэль заговорил. Пугающим голосом, негромким, но очень строгим, он приказал душе Йосефа Авнери оставить тело кунивара Сеула.

— Вон! Вон! Именем Б-жьим приказываю тебе: уйди и упокойся с миром навечно!

Один из хасидов протянул Бааль-Шему шофар. Тот поднес его к губам и издал один оглушительный звук. Йосеф Авнери завыл. Кунивар, чьим телом он завладел, сделал три неверных шага.

— Ой, мама, мама! — простонал Йосеф.

Кунивар запрокинул голову, руки вытянулись вдоль тела. Неожиданно он упал на колени и замер. Казалось, прошла целая вечность. Наконец Сеул поднялся, на сей раз уверенно, с естественной грацией кунивара, подошел к Бааль-Шему, снова опустился на колени и прикоснулся к краю его черного одеяния. Так мы поняли, что обряд свершился.

Напряжение тут же исчезло. К Бааль-Шему ринулись два куниварских жреца и Гйаймар, затем музыканты, потом нам показалось, что все племя рванулось к нему. Каждый хотел прикоснуться к святому. Хасиды беспокойно зашевелились, но Бааль-Шем, возвышавшийся над бурлившей толпой, спокойно благословлял кунивару, легко касаясь спин, покрытых густым мехом. Затем кунивару заговорили все разом, и некоторое время мы не могли понять смысла сказанного. Мне, Моше Шилоаху и Яакову Бен-Циону удалось разобрать слова, и мы было засмеялись, но тут же замолчали.

— О чем они говорят? — спросил Бааль-Шем.

— Они говорят, что уверовали в могущество вашего Б-га, — ответил я. — Они хотят стать евреями.

Спокойствие и безмятежность Бааль-Шема исчезли без следа. Растолкав кунивару, он бросился к нам:

— Это же абсурд!

— Да посмотрите на них, реб Шмуэль! Они поклоняются вам.

— Я отвергаю их поклонение!

— Вы совершили чудо у них на глазах. Можно ли осуждать их за преклонение перед вами и жажду вашей веры?