Диалоги пениса - [4]

Шрифт
Интервал

Валерия была настоящая львица. Стремная — почище иного мужика! Даже ограбила ювелирный магазин с револьвером, во как! Точно, как на кассетах с Уэсли Снайпсом, или в том фильме… «Спи со мной» , ну, да, именно так. Ворвалась в парике, вытащила пушку, «А ну, вываливай мне все», — и смылась. Вот так, с пистолетом, который ей дал ее дилер, чтобы она оплатила свои дозы с помощью вооруженного нападения. Не важно, зачем, но она это все-таки отчебучила, пусть теперь полицейские ищейки порыщут, им ее уже не вздрючить ! И при таком геройстве взять и окочуриться в подвале… Но ничего, они отомстили за Валерию. С той поры их в поселке зауважали. И когда им хочется забить косячок , они отправляются конкретно в дом 7 Б. Как бы воздавая ей должное.

Каждый день в зеркале ванной он видит, как стареет его лицо. Мать говорит, что он теперь — мужчина. Как это понимать? Что отныне на нем ответственность приносить деньги? Был бы у него отец, он бы объяснил. Но отца у него нет. Мать говорит, что так лучше. Когда он задумывается об отце, он вспоминает Клода. Наклоняется с балкона, вглядывается. Ну да, он на месте. Поливает живую изгородь перед входом, ту самую, которая чудом уцелела под натиском выхлопного газа и мочи окрестных собак. Клод — сторож, он правильный мужик. У него всегда найдется приветливое слово и улыбка, даже для самой дрянной мелюзги, жертвой которой нередко становится он сам. Интересно, был бы он хорошим отцом? Сколько он себя помнит, перед ним неизменно возникает согбенный силуэт сторожа, выносящего мусор на тротуар. День за днем, год за годом он выталкивает мертвый груз отбросов и очищает от него весь поселок. Этот человек словно взвалил на себя обязанность воевать в одиночку со всем дерьмом, которое изливает наш мир. Весной он подстригает кустики, а летом — поливает. Их квартал — единственный, где еще сохранилась живая изгородь, и это заслуга Клода. Он отказался от борьбы с граффити, но не оттого, что струсил: трастовая компания выделила ему такие маленькие деньги на покраску, что их едва хватило бы на подновление макета поселка. Но свою битву с жирными бумажками и шприцами Клод ведет до победного конца. Молча, с любезной, но непоколебимой настойчивостью, он собирает все шприцы и все бумажки. В конце концов, люди научились уважать его труд. В понедельник Банда призвала к порядку одного пацаненка из дома 5 Б, нарочно разбрасывавшего свои упаковки от фаст-фуда перед Клодом. Наверное, Клод действительно мог бы стать хорошим отцом.

А может, стать мужчиной, это значит не испытывать желания ни долбать телок по четыре-пять часов, ни уводить мопед со стоянки у лицея, где папенькины сынки учатся управлять миром, в котором он всю жизнь будет вкалывать за мизерную плату, ни откупоривать бутылки с пивом на лестничной клетке в компании. Тарик и Марсель говорят, что с тех пор, как он встретил Марию, он стал какой-то чудной. Мария Сампаю. Она, правда, стала для него важнее, чем он мог предположить. Он встретил ее на станции скоростной линии, она только-только нанялась уборщицей в парфюмерный магазинчик. Потрясная малышка! Сначала они хотели трахнуть ее вдвоем с Тариком: такая задница, прикидываешь, какие ноги! Они ее маленько охмурили и дождались после работы. И тогда, не он ее, а она его скрутила, да так, что у него крыша поехала. Она оказалась целочкой! Вдруг ему захотелось трахать ее не так, как других. Не вопрос: СПИД через нее не подхватишь! Мария, она чистая

Ему неловко признаться друзьям, но она познакомила его со своими предками, португальцами. Отец ее железнодорожник, мать убирает квартиры, у нее четверо братьев и сестер. Их отношения длятся три месяца, и она уже говорит про свадьбу, про семью, про все такое. Ее отец спросил со своим португальским акцентом, каковы его намерения, определился ли он, чего хочет от его дочери. Старикан не кипятился, просто хотел знать, только и всего. Он ему ответил:

— Вашу дочь я люблю. Вот и все. Чего там разводить церемонии!

Не мог же он объяснить ему, какая горячая у него дочь!

— Тогда нужно это доказать! — так и выговорил, ну и старик.

Эти Сампаю католики, причем строго соблюдающие. До интегризма, правда, дело не дошло, просто верующие, но стойкие, как железо. И поэтому, чтобы «доказать», он очутился у кюре. Офигеть! Они ходят туда вдвоем, по субботам. Там есть и другие пары, тоже молодые, в основном португальцы, но не только. Все садятся в кружок, как идиоты, а кюре ведет беседы и задает вопросы. Женитьба, помолвка, верность до гроба. Они называют это «прибежищем». Как-то он сказал кюре:

— Для начала помогите мне материально, отец мой. А в прибежище мне торопиться незачем!

Это даже не смешно. Он ни секунды не верит в бредятину кюре. Ни в венчание, ни во все остальное. Но раз он хочет Марию, надо через это пройти.

Правда жизни проста, не пятьдесят же их, этих истин: 1) Мария супер-клевая; 2) Мария супер чистая; 3) Покончим и со СПИДом, и с потаскушками. Остофачили презервативы!

Мария — классный вариант. Значит — точка. И если чтобы спать с ней, надо венчаться перед ее кюре, — нет проблем ! Вакцину от СПИДа рано или поздно придумают, а развод при этом никуда не денется.


Рекомендуем почитать
Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Сумка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.