Диалоги кармелиток - [8]

Сестра Констанция. Хорошо... Я поняла, что Господь по мило­сти своей не даст мне состариться и что мы умрем вместе, в один день,— где и как, этого я не знала и сейчас еще не знаю... Это то, что называют предчувствием, ничего больше ,. Вот теперь я вижу, вы так сердитесь на меня за то, что я придавала значение этой... этой...

Бланш. Этой безумной и глупой идее! Не стыдно вам думать, что за вашу жизнь можно купить чью бы то ни было?.. У вас бесовская гордыня... Вы... Вы... Я вам запрещаю...

Умолкает. Выражение боли и изумления мало-помалу уходит с лица Констанции, словно она начинает понимать, впрочем, не зная точно, что именно... Она выдерживает растерянный взгляд Бланш, которая в конце концов отводит глаза, и говорит тихо и грустно, с каким-то пронзительным достоинством.

Сестра Констанция. Я вовсе не хотела вас обидеть...

Сцена VII

Келья в лазарете. Мария от Воплощенияу изголовья настоятельницы.

Мать Мария. Она несколько дней как замещает сестру ризничую. Она будет здесь через минуту.

Настоятельница в постели. Во время всей этой сцены ее манеры и жесты будут составлять

странный контраст с испуганно-тревожным, почти безумным выражением ее лица.

Настоятельница. Будьте добры, приподнимите эту подушку.... Как вы думаете, позволит господин Жавлино, чтобы меня усадили в крес­ло? Мне очень огорчительно показываться моим дочерям распластанной, как утопленница, которую только что вытащили из воды. Ведь голова у меня в полном порядке... О, я вовсе не хочу кого-то обманывать! Но когда так постыдно не хватает мужества, нужно по крайней мере уметь держать­ся, чтобы не оказаться невежливой с теми, кто из милосердия готов судить тебя по внешнему виду.

Мать Мария. А я полагала, мать моя, что сегодня ночью ваши страхи утихли...

Настоятельница. Это была просто душевная дремота. Благодаре­ние Богу! Я больше не вижу, как умираю. Считается, что «видеть, как умираешь»,— это только так говорится... Нет, мать моя, я действительно вижу, как умираю, и ничто не может отвлечь меня от этого зрелища. Разумеется, меня трогают ваши заботы обо мне, я хотела бы быть их достойной, но мне от них нет никакого облегчения, вы для меня только тени, едва отличные от образов и воспоминаний прошлого. Я одна, мать моя, совершенно одна, без всякого утешения. Ум мой в состоянии порож­дать ободряющие мысли, но это тоже лишь призраки мыслей. Они могут поддержать меня не больше, чем может насытить тень окорока на стене.

Молчание.

Скажите мне правду! Если б не эти мерзкие ноги, нечувствительные, неподвижные, мне казалось бы, что опасности нет... Сколько еще дней жизни дает мне господин Жавлино?

Мать Мария от Воплощения опускается на колени у изголовья кровати и бережно прижимает распятие к губам настоятельницы.

Мать Мария. Ваше телосложение из самых сильных, какие он видел. Он боится, что уход ваш будет долгим и трудным. Но Господь...

Настоятельница. Господь и сам стал для меня тенью... Увы! Я больше тридцати лет в монашестве, двенадцать лет настоятельствую. Я размышляла о смерти каждый час моей жизни, и вот теперь все это оказалось ни к чему!..

Долгое молчание.

Кажется, сестра Бланш де Лафорс очень запаздывает.

' Молчание.

После вчерашней беседы она все так же решительно держится того имени, которое избрала?

Мать Мария. Да. Если вам будет благоугодно, она по-прежнему хочет именоваться сестрой Бланш от Смертной Муки Христовой. Мне кажется, вас очень взволновал этот выбор?

Настоятельница. В былые времена и я сначала сделала такой же. Нашей настоятельницей была тогда госпожа Арну, ей было восемьдесят лет. Она мне сказала: «Взвесьте ваши силы. Кто входит в Гефсиманский сад, больше уже не выходит оттуда. Вы чувствуете в себе достаточно мужества, чтобы оставаться до конца узницей Пресвятой Смертной Муки?»

Долгое молчание.

Это я ввела в нашу обитель сестру Бланш от Смертной Муки Христо­вой. Это дело меня заботит. Я хочу навести в нем порядок, прежде чем передать свои обязанности другим.

Молчание.

Из всех моих дочерей никто не беспокоит меня больше, чем она. Я думала поручить ее вашему милосердию. Но после всех размышлений и если будет на то воля Божия, я решила, что это станет последним актом моего настоятельства.

Короткое молчание.

Мать Мария...

Мать Мария. Да, преподобная мать моя.

Настоятельница. Исполните долг повиновения. Передаю в ваши руки Бланш де Лафорс. Вы ответите мне за нее перед Богом.

Мать Мария. Да, мать моя.

Настоятельница. Вам понадобится большая твердость суждения и характера, но это именно то, чего ей недостает и чем вы наделены в избытке.

Молчание.

Только как бы и вам тут не пришлось смирять какие-то движения вашей души.

Протестующий жест матери Марии.

О, я знаю, что говорю! Мнение о такой особе, как Бланш де Лафорс, к тому же нашей дальней родне, неизбежно будет подчиняться привычке думать по-мирски. Монашеская жизнь эту привычку может умерить, но не вовсе истребить...

Мать Мария (поколебавшись, потом со всей прямотой). Это чистая правда. Вы читаете в моей душе, как всегда. Сейчас, когда на нашу несчастную аристократию и даже на Его Королевское Величество повсюду клевещут, мне стыдно при мысли, что девица знатного происхождения может в каких-то обстоятельствах выказать малодушие.