Диалоги кармелиток - [3]

Маркиз. Ребячество!

Шевалье. Не тешьте себя этим. Не знаю, способны ли странности ее натуры толкнуть Бланш на какой-нибудь предосудительный поступок — предосудительный по тем понятиям, которые она себе составила об обязан­ностях знатной девицы. Но я знаю, что она этого не переживет.

Сцена II

Дверь открывается, и на пороге появляется Бланш— достаточно неожиданно, чтобы можно было засомневаться, не слышала ли она последних слов. Шевалье не может удержать удивлен­ного жеста, но старый маркиз лучше владеет своими нервами и говорит совершенно естествен­ным тоном.

Маркиз. Бланш, вашему брату не терпелось снова вас увидеть.

Черты Бланш искажены волнением, но у нее, очевидно, было время прийти в себя, и она

пытается говорить веселым голосом.

Бланш. Шевалье слишком добр к своему зайчонку...

Шевалье. Не повторяйте по каждому поводу шутку, которая имеет смысл только для нас двоих.

Бланш. Зайчики обычно не покидают нерку на целый день. Правда, л я свою норку везла с собой. Но поверьте, простое сгекло между этой толпой и моей пугливой особой на какой-то миг показалось мне совсем ненадежной защитой. Наверно, у меня был очень смешной вид

Маркиз делает сыну знак молчать.

Маркиз. Довольно! Мы поговорим о ваших приключениях за ужи­ном, когда вы немного отдохнете. Лучше позабыть на минуту о том . что вы видели. А чернь не надо судить по виду... Парижане - народ добрый, здесь все кончается песенками.

Шевалье. Господин де Дамас видел вас на углу улицы Бюси, и он рассказывал мне сейчас» что сквозь окошко вы выглядели очень достойно...

Она краснеет от удовольствия и, чтобы скрыть замешательство, говорит все более возбужден­но, отчего мало-помалу возникает ощущение неловкости. Маркиз переглядывается с сыном.

Бланш. О, господин де Дамас, конечно, видел го, что хотел увидеть... Я и вправду выглядела достойно? О Боже, опасность — это, наверно, как холодная вода; от нее сначала перехватывает дыхание, а когда погрузишься по шею, становится приятно. Но какой же у нас, девушек, может быть случай проверить себя? Чтобы оценивать, надо сначала знать, что чего стоит... Боже мой, когда я выходила из кареты, предстаньте себе, госпожа Жанен не верила своим глазам, я чувствовала себя такой легкой... Эта вечная тяжесть у меня на сердце... (Прижимает руку к груби, озирается вокруг и смолкает.) Что это я говорю? Я просто глупышка, простите меня... (Прежде чем ее брат успевает что-то сказать, она продолжает, но уже с деланной веселостью.) Церемония у сестер визитандинок [5] была долгая, и я очень устала. Конечно, поэтому я и болтаю вздор. Если позволите, отец, я последую вашему совету и немного отдохну перед ужином. Смотрите! Как сегодня быстро темнеет...

Маркиз. Я бы сказал, что надвигается гроза, если бы время года не было для грозы слишком раннее. Пока вы говорили, небо внезапно затянулось.

Она идет к лестнице, брат ее провожает.

Шевалье. Раз вы уходите к себе в комнату, велите i отчас принести свс и не оставайтесь там одна. Я знаю, сумерки всегда наводят на вас тоску. Вы мне говорили, когда были совсем маленькая: «Я умираю каждую ночь и воскресаю каждое утро».

Бланш. Потому что есть только одно утро, шевалье: утро Пасхи. Но каждую ночь для нас настает ночь Пресвятой Смертной Муки... (Уходит.)

Сцена III

Маркиз. Воображение бросает ее из одной крайности в другую. Что за черт! Как понимать эти ее последние слова?

Шевалье. Не знаю, да это и не важно! Ее взгляд, ее голос — вот что переворачивает душу. Лошадей уже распрягли, пойду расспрошу старину Антуана.

Уходит. Сквозь приоткрытую дверь доносится крик ужаса. Маркиз на мгновение в нерешите­льности, куда идти, затем направляется к лестнице. Слышны шаги по ступенькам. Маркиз как будто узнает кого-то в темноте и кричит.

Маркиз. Это ты, Тьерри?

Шаги приближаются, и входит молодой лакей. Он очень бледен.

Маркиз. Что случилось, мой мальчик?

Лакей. Я зажигал свечи, и тут мадемуазель Бланш вошла в ком­нату... Наверно, она сначала увидела мою тень на стене. Я задернул занавески.

Сцена IV

Комната Бланш. Увидев входящего отца, Бланш идет ему навстречу. Ее голос, движения, черты лица выражают решимость и какую-то смиренную безнадежность.

Маркиз. Поднявшись к вам, вместо того чтобы позвать вашу гувер­нантку, я поддался первому порыву. Простите мою неловкость. Я вижу, что ничего серьезного, к счастью, не произошло.

Бланш. О, вы самый снисходительный и учтивый отец на свете...

Маркиз. Господин Руссо желает, чтобы мы были друзьями своих детей, чего нельзя сказать о нем самом[6]. Но по здравом размышлении, боюсь, как бы мы с этой дружбой в один прекрасный день не пожалели о снисходительности и учтивости. Ведь дружба на руку скорее нам. Другом быть легче, чем отцом... Но не будем больше говорить об этом пустячном случае.

Бланш. Нет такого ничтожного случая, отец, чтобы в нем не от­разилась воля Божия, как вся безмерность неба отражается в капле воды. Да, это Господь привел вас сюда, чтобы выслушать то, что мне столько раз не хватало мужества вам сказать. Если вы позволите, я решила постричься в кармелитки.

Маркиз. В кармелитки!

Бланш. Я думаю, такое признание удивляс* вас меньше, чем вы хотите показать.