Диалектика познания - [28]
Но он сильно запоздал по времени. Все его исторические предшественники расслаивались и разлагались так сказать нормальным способом: сначала из мелкой однородной плотвы выделялся окунь, затем из окуня рождалась щука и только из щуки образовывалась большая океанская акула. А поскольку этот процесс шел долго и непрерывно, то каждый структурный элемент общества, в тот или иной момент времени, внутренне представлял собою плавную и «спокойную» иерархию, без особо резких внутренних границ и переходов. Во вне элементов, между элементами пролегали резкие и обостренные границы, но это - во вне и между, а внутри элементов такие обострения и резкости были относительной редкостью и, во всяком случае, были нехарактерными. Это был, так сказать, классический стиль расслоения. В своем чистом виде его можно встретить и сейчас в слаборазвитых странах
Структурная обстановка современного капиталистического общества другая. Она перестала быть «классической». Выйдя на историческую сцену и приготовившись сыграть на ней свою самостоятельную роль, непроизводительный работник встретил далеко не классическую обстановку: капиталистическое общество в целом и его отдельные слои в настоящее время не представляют собой плавной и спокойной иерархии. Историки пишут, что наиболее плавную иерархию представляло общество рабовладельческого Египта 5000 - 7000 лет назад. Это неправда. Самая плавная иерархия имела место в войсках Чингисхана - идеальная остроконечная пирамида с Чингисханом во главе. Пирамиды древнего Египта имеют, как известно, уступчатые формы; они составлялись из параллелепипедов, означающих собой отдельные слои общества.
Вся последующая история классового общества, если подойти к нему со стороны структур, есть борьба между двумя видами пирамид: плавной и остроконечной Чингисхана и уступчатой и не всегда остроконечной Египетской. Шли века, менялись правители и господствующие классы, передвигались и смещались по лестнице иерархии классы и классовые прослойки, а борьба все времена шла вокруг одной и той же структурной формы - пирамиды: менялись лишь ее виды (рис. 5. - фиг. 1, 2, 3....8):
Временами пирамида то вытягивалась острой вершиной ввысь (фиг. 1); то снижалась, расползаясь вниз (фиг. 2); то она лишалась вершины, становясь усеченной (республикой) (фиг. 4); то становилась республикой деспотической диктатуры (фиг. 3) - все это образцы классической (плавной) или военной иерархии.
Но истории, как мы уже отметили, была известна и уступчатая иерархия - египетская, и потому пирамиды классические, временами сменялись пирамидами египетскими (фиг. 5-8). Первый пример наиболее устойчивой египетской пирамиды показала буржуазная Англия (фиг. 7). Для своего времени это было «монументальное» сооружение.
Еще более «монументально» выглядит классовое сооружение, воздвигнутое современным капитализмом в США (фиг. 8). Вот с ним-то и приходится сейчас сталкиваться непроизводительному работнику. По-существу в этом обществе уже нет иерархии. Общество разделилось на 2 части: верхняя - ничтожно малая, наделена всеми правами человека, нижняя - непомерно многочисленная, человеческих прав не имеет. Остались один на один лицом к лицу два непримиримых врага - ситуация, с точки зрения прогресса и ближайших перспектив человеческого общества, надо сказать, весьма благоприятная. Классовое общество, просуществовавшее многие века, заканчивает последнюю стадию разложения - это отрадно. Наступает последний момент, когда каждый человек, независимо от его места в обществе, может сказать словами Маркса - «вот здесь Родас прыгай!» «Вот здесь Роза танцуй!» Короче говоря, наступает момент, когда все слои общества, в том числе и господствующие, вплотную подходят к сознанию, что прежней жизнью жить нельзя. По Ленину это будет называться «всеобщей революционной ситуацией».
Позднее, когда нам придется рассматривать «Системы», «структуры» и «организацию», мы обстоятельнее остановимся на этом вопросе, сейчас же скажем, что «системы», состоящие всего-навсего из двух взаимодействующих элементов, по существу это - уже не системы.
Такие «системы» обречены на немедленную гибель; они саморазрушаются на первом серьезном изменении обстановки.
Буржуазная Англия в период ее наивысшего расцвета в XIX веке, по крайней мере, если иметь в виду только одну метрополию, по существу, была тоже двухэлементной системой (фиг. 7), но эта система спасалась от саморазрушения благодаря наличию в составе Британской империи третьего структурного элемента - обширной колонии. Кроме того, умной буржуазии Англии долгое время удавалось создавать иерархию внутри рабочего класса - разлагать его подачками за счет ограбления колоний. Помимо того, английская буржуазия, используя свое промышленное превосходство, постоянно стремилась создать на континенте Европы и других частях света для своей системы четвертый структурный элемент. И. надо сказать, это ей почти всегда удавалось. Всегда находились страны, которые для Англии играли роль четвертого структурного элемента, с которым она вступала во взаимодействие. И, наконец, последнее. Буржуазная Англия раньше, чем какая-либо другая страна, стала буржуазной республикой и, тем не менее, дольше, чем кто-либо другой, терпела и до настоящего момента терпит королевскую власть. Многие историки сей непонятный факт объясняют живучестью в Англии традиций, приверженностью к старине и слабостью английской буржуазии к аристократам, королям и королевам. А на самом деле королевская власть для английской буржуазии играет роль пятого структурного элемента в системе. Пусть этот элемент не материален, но в мире, где господствуют далеко не научные представления, места материальных элементов вполне могут заменяться миражами, предрассудками и традициями.
Автор использует метафору "запутаться в трех соснах" для характеристики неразберихи, которая часто царит в науке вообще, и в математике в частности, при стихийной работе процесса познания. Автор выделяет триаду "Явление -- Образ -- Понятие", и анализирует различные варианты взаимосвязей между членами триады в процессе познания. На основе анализа триады "Явление -- Образ -- Понятие" критикуются идеалистические подходы к построению математических теорий. Делается попытка дать математике строго материалистическую трактовку как "науки о количествественной стороне материального мира", вопреки распространенной идеалистической трактовки математики как "свободной игры ума", или даже как "универсального языка науки".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.