Диалектика духовности - [48]

Вспомним, что Христос вручил апостолу Петру символические ключи Царства Небесного, тем самым возложив на христианскую церковь важную миссию не только хранителя подлинных текстов Евангелия, но и проводника духовности общества на всем протяжении существования его современной формации.

Несоответствие формы и содержания привело к тяжкому конфликту, который одним концом ударил по "малым сим", т. е. по простому, легко "соблазняемому" народу, а другим - по основному виновнику - интеллигенции времен революционной смуты, двух мировых войн и советского периода. Роковая ошибка интеллигенции была не только в том, что она повернулась к церкви и к Богу своей гордыней ограниченного познания мира, она физически, своими руками разрушила хрупкую веру простых людей и приняла за это все кары судьбы. Интеллигенция обрушилась на православие, используя мощный арсенал средств накопленной ею духовности, изначально предназначенной, как известно из Библии, вовсе не для войны с религией и верой, а для ее творческого развития и накопления любви к Богу.

Что же произошло с Л. Н. Толстым, почему гений не разглядел за проблемами церковных ритуалов и сценариев глубинных причин, породивших кризис? Ответ на этот вопрос можно найти в третьей книге С. Н. Лазарева: "Чем выше уровень развития человека, тем глубже его претензии к Богу".

Христианство для Л. Н. Толстого - это творческая, диалектическая модель, вместившая в себя все ценности мировых религий. Важно заметить, что писатель впервые сделал попытку осмыслить и "расшифровать" тексты Нового Завета, адресованные через тысячелетия нашим современникам. Используя свой огромный талант, он проанализировал и обобщил смысловое содержание мировых религий, философских течений, жизненный опыт и, конечно, свою величайшую духовную интуицию, постоянно подпитываемую непосредственным живым контактом с природой и простыми людьми.

Л. Н. Толстой впервые высказал крамольную для своего времени идею о Царстве Небесном, которое нужно строить на Земле руками людей. Располагая современной информацией, с удивлением читаешь толстовские слова столетней давности о смысле бытия человека, его задачах на жизненном пути, смысле молитвы, духовном происхождении человека, исшедшего из Бога. Эти мысли не взяты великим мыслителем из воздуха, он сумел узреть их в учении Христа, объединяющем, по его словам, все лучшие идеи мировых религий.

Претензии Л. Н. Толстого - человека величайшей духовности, не могли иметь форму противостояния христианству, поскольку писатель не только глубоко изучал и понимал тексты Нового Завета, но и принял христианский образ мыслей и жизни как наиболее удовлетворяющий его мировоззрению. Осознанная любовь Толстого к христианству не могла вызвать прямых претензий к Богу, но писатель в какой-то момент ошибочно отделил христианскую церковь от христианского учения, что и явилось первопричиной кризиса его веры.

Обратимся к первоисточнику и попытаемся проанализировать ответ писателя на определение синода. Он пишет: "Если же это есть заявление о том, что тот, кто не верит в церковь и ее догматы, не принадлежит к ней, то это само собой разумеется, - пишет он. - Не только многие, но почти все образованные люди в России разделяют такое неверие и беспрестанно выражали и выражают его и в разговорах, и в чтениях, и в брошюрах, и книгах...

То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо... Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я посвятил несколько лет исследованию теоретических и практических учений церкви...

И я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения" ( Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч. T. XVII, С. 199).

Не берусь судить позиции Л. Н. Толстого, не признающего неразрывной целостности народной культуры и церкви - на это он имеет право как мыслитель, тонкий знаток и исследователь русской истории, но нельзя не видеть, что православная церковь давным-давно срослась с русской культурой. Нельзя исключить из жизни церкви живопись Рублева, Грека, других живописцев, духовную музыку Бортнянского, Рахманинова, а также языческие ритуалы, праздники, которые были приняты церковью благодаря ее высочайшей демократичности по отношению ко всем ее членам, в данном случае - русскому народу. Наверняка Л. Н. Толстой понимал это и потому отрекся не только от церкви, но и, по его же словам, от единения с народом, которое ему было так дорого.

Удивительный парадокс: писатель, изучивший множество религий на опыте собственной жизни и принявший христианство всем сердцем, душой и разумом, объявляет войну христианской церкви, не останавливаясь ни перед чем, даже разрывая узы, связывающие его со своим народом. Что происходит с Л. Н. Толстым, который ведет себя словно неискушенный театрал, вдруг обнаруживший, что у артистов на сцене бороды накладные, а персонажи ряженые. Почему гений не хочет видеть великого, благотворного влияния церкви на души простых людей? Почему он не принимает пусть театр, но театр, сеющий добро и любовь в душах зрителей и его участников? Неужели он не знал ранее, что русская православная церковь несет в себе исторические черты и характер народа? Ведь сопротивление русских людей попыткам насаждения католицизма на Руси по сути выражало не столь религиозные - христианство не могло восстать на христианство, - сколь глубоко национальные чувства, связанные с защитой своей культуры и обычаев.