Диалектический материализм - [103]

Шрифт
Интервал

От труда, как бремени, к труду, как первой потребности жизни

2) Во-вторых, социализм обнаруживает свой переходный характер в том положении, которое занимает труд в обществе, и в отношении людей к труду.

При капитализме рабочие продают свою рабочую силу капиталисту. Труд поэтому есть труд на другого и является бременем. Он, как говорится в библии, есть «проклятие Адама».

При социализме рабочая сила больше не покупается и не продаётся. Производитель, получающий по своему труду, получает не цену проданной им рабочей силы. Он получает свою долю общественного продукта в соответствии с тем вкладом, который он сам внёс в общественное производство. И, таким образом, чем больше он содействует производству, тем больше он получает.

Однако при социализме всё ещё требуются «побудительные стимулы» к труду. Эти побудительные стимулы к труду как раз обеспечиваются в социалистическом обществе принципом: «каждому по его труду». Каждый знает, что чем лучше он работает, тем больше он получит. В то же время растёт значение общественных побудительных стимулов: рабочий есть герой, он овеян славой. Он знает, что он работает на свой класс, на общество. И эти общественные побудительные стимулы получают всё большую значимость по мере того, как изглаживаются воспоминания о капитализме, по мере того, как возрастает награда за труд.

Но при полном коммунизме, когда каждый будет получать всё, в чём он нуждается, должно возникнуть новое отношение к труду. Тогда «труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни»[188]. Люди будут трудиться «по способности» не вследствие необходимости получить средства к жизни, а потому, что участие в общественном производстве есть «первая потребность жизни». Это предполагает также, что тяжёлый и скучный труд будет ликвидирован или, по крайней мере, сведён к минимуму и что труд не будет никому в тягость.

«…производительный труд, — писал Энгельс, — вместо того чтобы быть средством порабощения людей, стал бы средством их освобождения, предоставляя каждому возможность развивать во всех направлениях и действенно проявлять все свои способности, как физические, так и духовные, следовательно… производительный труд из тяжёлого бремени превратится в наслаждение»[189].

Только при таком положении труда в обществе и отношении к нему может существовать коммунистическое общество. Когда каждый получает уже не по своему труду, а по своим потребностям, тогда очевидно, что труд осуществляется не в результате какого-либо принуждения, а потому, что люди получают от него наслаждение, потому, что труд является необходимой стороной жизни.

В условиях капитализма трудящиеся, погоняемые бичом экономического принуждения, жертвуют третью часть своей жизни или ещё больше, работая на других. Жизнь человека собственно начинается только тогда, когда он прекращает работу. Его рабочее время потеряно для него. Оно не принадлежит ему. Это время у него украли. Только для немногих избранных сохраняется наслаждение творческой работой. Только у немногих избранных существует сознание того, что в течение своей работы они живут своей собственной жизнью, живут так, как им хочется, что жизнь у них не украдена.

Положение масс народа часто таково, как описал его Роберт Трессел:

«Когда рабочие приходили утром на работу, они хотели, чтобы было время завтрака. Когда, позавтракав, они приступали к работе, им хотелось, чтобы было время обеда. Пообедав, они мечтали, чтобы часы показывали 1 час времени субботы. Так продолжалось день за днём, год за годом. Они хотели, чтобы их время кончилось, и не чувствовали, что они фактически желают быть мёртвыми»[190].

При коммунизме всё рабочее время людей, вся их жизнь принадлежат им самим.

На этот контраст указывает Уильям Моррис в своём фантастическом рассказе о будущем коммунистическом обществе. На вопрос: «Как у вас работают люди, если нет вознаграждения за труд?» — следует ответ:

«Вознаграждением за труд является жизнь. Разве этого недостаточно? Самая большая награда, это — награда творчества. Это награда бога, как могли бы сказать люди в прошлом… Счастье без ежедневного труда невозможно».

На вопрос: «Как вы добились такой счастливой жизни?» — следует такой ответ:

«Коротко говоря, благодаря отсутствию искусственного принуждения, благодаря свободе каждого человека делать то, что он может делать лучше всего, связанной со знанием того, какая продукция труда нам действительно нужна»[191].

От ограничения развития человеческих способностей к всестороннему развитию всех человеческих способностей.

3) В-третьих, социализм обнаруживает свой переходный характер в сохранении в этот период подчинения личности разделению труда.

Разделение труда является, как мы уже видели, основной чертой прогрессивного развития производства. Разделение труда доведено до очень высокой степени в современной промышленности, где весь процесс производства зависит от разделения труда на очень большое количество разнообразных трудовых процессов, как физических, так и умственных, а также от их координации.

Однако в обществах, основанных на эксплуатации, и в особенности в капиталистическом обществе, «вместе с разделением труда делится на части и сам человек. Развитию одной какой-нибудь деятельности приносятся в жертву все прочие физические и духовные способности». Это представляет собой, как отмечает Энгельс, порабощение «производителей средствами производства». Ибо «не производители господствуют над средствами производства, а средства производства господствуют над производителями»


Рекомендуем почитать
Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.


О смешении и росте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь: опыт и наука

Вопросы философии 1993 № 5.


Город по имени Рай

Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.


История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.


100 дней в HR

Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.