Диадема для Золушки - [7]

Капля правды в море лжи!

— Выглядит более правдоподобно, — заметила Ульяна.

— Ты так думаешь?

— Да.

Мартин сегодня снова опоздал. Войдя в аудиторию, он отыскал подруг, улыбнулся обоим, — поздоровался, но присоединяться не стал, и устроился на прежнем месте ближе к лектору. Не нужно ему сейчас женское общество. Ему сейчас учиться надо. А в компании двух девчонок это не возможно.

— А вот и «киношник» пришел! — шепнула Настасья и тоже ему улыбнулась.

— Настька, почему «киношник»? — хихикнула Ульяна.

— Потому что красавчик он, такие только в кино бывают, поэтому и «киношник», — объяснила Настька научно популярно, — Да, кстати, как вы с ним?

— Вчера занимались в библиотеке математикой, — честно ответила Уля.

— Ну, и как?

— Уже лучше, чем было месяц назад. Было на много хуже.

— Слушай, Улька, то, что сейчас он знает математику немного лучше, чем месяц назад, когда он пришел, потому что ты очень постаралась, чтобы он все выучил, конечно, очень интересно. Но ты никогда не думала, что он, по меньшей мере, парень, а по большей очень красивый и, судя по всему, при деньгах.

Ну, так! Снова больная тема, да еще и в ужасной форме.

О том, что он парень, причем очень красивый, ей помнить не приходилось, она видела это каждый день своим глазами. Она боялась забыть, кто она в данный момент, потому что он выбивал ее из привычной колеи. Она боялась посмотреть ему в глаза, потому что тогда она начинала глупо улыбаться, ее речь становилась гораздо медленнее, и, в конце концов, она забывала, о чем говорила. Она боялась взглянуть на его губы, потому что воспоминания его нежного поцелуя вводили не только в забытье, но и в краску, что было еще хуже.

А о том, что он при деньгах, ее вообще не волновало, потому что они ей были не нужны. У нее их вполне хватало.

— Не в деньгах счастье, — пробормотала она, продолжая писать лекцию.

— Правильно, счастье в их количестве, — весело подхватила Настасья Любинцева.

— Настька, у меня есть деньги, мне их вполне хватает.

— Тогда почему ты ходишь в таком барахле?

Странно, впервые за год совместного обучения Настя заикнулась об этом. Она всегда была очень прямолинейным человеком, но как-то никогда не пыталась допытываться у Ульяны о ее жизни. Она вообще ничего не спрашивала на этот счет, считая, что если будет необходимость Ульяна и сама все расскажет. И Уля в свою очередь была ей за это благодарна. Собственно, поэтому-то она и стала Улиной лучшей подругой. Но что произошло сейчас, приходилось только догадываться.

Наверное, только сейчас за все время ее такой жизни ей стало стыдно, потому что Настена была права. Она даже покраснела, и рассеяно огляделась по сторонам на других девчонок. А потом она попыталась вспомнить, как она выглядит, и с ужасом поняла, что сегодня она не смотрелась в зеркало.

— Мне так удобно, — вдруг выпалила Ульяна.

— Врешь!

— Вру, — призналась она.

— А зачем ты врешь?

— Не знаю.

И, кажется, она в данный момент действительно не знала, зачем она врет. И вообще, зачем все то, что она придумала, тот мир, который она для себя создала. Но тут она вспомнила события почти двухлетней давности, и все стало на свои места.

Почти стало на места, но не совсем на свои.

— Я не могу.

— Чего ты не можешь? — удивилась Настена.

Ничего не стало на свои места. Наоборот, все перевернулось с ног на голову.

— Ничего я не могу, — Ульяна расплакалась.

Впервые за два года она плакала.

— Ты чего, — Настька перестала писать и посмотрела на подругу.

Ульяна не могла плакать при всех, но уже не могла не плакать вообще. Она с силой бросила ручку на парту и выбежала из аудитории.

Настя не могла ее оставить одну, и выбежала вслед за ней. И что это на нее нашло?

— Улька, стой! — крикнула она ей вслед, и получилось у нее очень громко, потому что коридор университета был довольно широким, а потолки высокими, и слова в пустоте эхом отражались от всего.

Она догнала ее уже в дамской комнате.

Уля уже сидела на подоконнике и рыдала, вытирая сопли туалетной бумагой. Ее грим потек, и веснушки уже успели испариться, и по всему лицу оставались лишь темные разводы.

— Улька, ты чего это? — снова спросила Настена Любинцева, — Чего ты ревешь? Ты что, в Мартина влюбилась, а он к тебе равнодушен?

Если бы он был к ней равнодушен, все было бы гораздо проще и легче, и никакая ее система не перевернулась бы, и она сейчас бы не сидела на подоконнике в женском туалете одного из самых престижных университетов России, и не рыдала бы, как никогда в жизни.

— Настасья, — взмолилась она, — Все гораздо сложнее.

— Так, рассказывай, — приказала Настасья и уселась на соседний подоконник.

— Я не могу, — снова взвыла Уля.

— Уль, я никогда не лезла к тебе в душу, в этом не было необходимости. Вот сейчас ты плачешь, и я хочу тебе помочь. Но я ничего не могу сделать, пока не знаю сути проблемы, — настаивала Настасья, — расскажешь, легче станет.

Ульяна еще немного порыдала и все же решилась рассказать небольшую часть правды ее жизни.

— Понимаешь, я не могу одеваться так, как ты, как другие девочки, — начала она, еще всхлипывая, — не потому, что у меня нет денег, а совсем наоборот. Мой отец очень богатый и влиятельный человек. Еще у меня есть свой счет в банке и своя машина. Я могу себе позволить шопинг не меньше одного раза в неделю. Но я не могу надевать подобные вещи, не потому что у меня плохая фигура, у меня не висит живот, у меня нет целлюлита, и фигура у меня почти модельного стандарта. Я не могу, потому что не хочу привлекать внимание, особенно противоположного пола.