Дхарма в аду - [5]

В тибетской живописи тантрические божества, символизирующие чистые состояния ума, изображаются стоящими на трупах. Их головы венчают короны из черепов, а тела украшают ожерелья из костей. Эти атрибуты обозначают выход за пределы эго, или, другими словами, – избавление от цепляния за собственное «я». Подобные изображения нужны для того, чтобы продемонстрировать преображение обычных привязанностей и эмоций в их собственную чистую природу. Часто такие фигуры изображаются в центре мандалы (дворца или другого подобного помещения), по периметру которой расположены гиблые места. Они являются местом для практики и одновременно служат для защиты – отпугивают неподготовленных и малодушных.

Практика в гиблых местах

В сутрах – текстах, содержащих учения Будды – монахам предписывается размышлять об истинной природе физического тела.

В сутре «Девять ступеней медитации на кладбище»[2] сказано:

«1. Сначала монах созерцает мёртвое тело один, два или три дня – он наблюдает, как оно синеет, гноится и раздувается. Затем ему следует поразмышлять о том, что то же самое случится и с его собственным телом: ”Воистину! Моё тело ничем не отличается от этого тела. С ним произойдёт абсолютно то же самое, и я ничего не могу с этим поделать!”»

И далее:

«2. Сначала монах наблюдает за мёртвым телом – он смотрит, как тело становится пищей для воронов, ястребов, стервятников, шакалов или червей. Затем ему следует поразмышлять о том, что то же самое случится и с его собственным телом: “Воистину! Моё тело ничем не отличается от этого тела. С ним случится то же самое. Мне не удастся этого избежать”».

Здесь Будда учит монахов размышлять о том, как их тела, брошенные в гиблом месте, будут разорваны и съедены дикими зверями. В целом Будда не поощрял аскетизм, но, тем не менее, он установил для своих последователей тринадцать особых видов аскезы. Выполнение этих аскетических практик дхутанга[3] допускалось лишь в том случае, если они соответствовали способностям практикующего и не наносили вреда.

В восьмой главе «Бодхичарья-аватары», которая называется «Парамита медитации», говорится:

«30. Когда же пути меня приведут на кладбище,

Где я сумею сравнить

Своё тело, подверженное распаду,

С прочими трупами?

31. Ибо тело моё будет так же

Источать это зловоние.

Из-за смрада даже шакалы

Не посмеют подойти к нему близко.

32. Даже цельные кости,

Рождённые вместе с плотью,

Распадутся на части.

Что ж говорить о друзьях и любимых?

70. Увидев тела на месте сожжения трупов,

Ты чувствуешь отвращение,

Но при этом находишь радость в селениях-кладбищах,

Переполненных ходячими скелетами».[4]

Фраза «селения-кладбища, переполненные ходячими скелетами» вполне подходит для описания тюрем, исправительных лагерей и психушек. Кроме того, она напоминает мне то, как Гурджиев характеризовал неосознанное существование – он называл его полностью механическим по своей сути. Это то самое чувство, когда кажется, что в общественных местах тебя окружают ходячие мертвецы, похожие на роботов.

Живший в VIII веке в Индии великий тантрический йогин Падмасамбхава – буддийский мистик, которого считали святым – оказал наибольшее влияние на развитие буддизма в Тибете, где его почитают как Будду и называют Гуру Ринпоче[5]. Ещё в юности Падмасамбхаву обвинили в смерти сына одного из царских министров, и он был изгнан в гиблые земли, где впоследствии жил и практиковал много лет. Он совершенствовал своё постижение, подчиняя явленных и скрытых демонов, обитающих в этих местах, а также избавляясь от демонов, обитающих в его собственном уме.

В Тибете кремации удостаиваются лишь ламы, буддийские учителя и другие выдающиеся члены общества. Для обычных людей предусмотрены так называемые «небесные похороны». Тело умершего доставляют в специальное место погребения, где его разделывают специальные служители, а затем скармливают мясо и кости стервятникам. Однажды побывав в таком гиблом месте, чтобы увидеть, где был похоронен член их семьи, местные жители никогда не возвращаются туда снова. Но йогины с давних времён используют подобные места для медитации и размышления о смерти и непостоянстве.

Элеонора Рош[6] в своём эссе «Трансформация человека-волка»[7] рассказывает историю жизни одного такого йогина:

«Шалипа относился к низкой касте – он был лесорубом. Он жил недалеко от кладбища Бигхапур. Это было гиблое место, и по ночам туда приходила целая стая волков, привлечённых мёртвыми телами. Волки на кладбище выли всю ночь, наполняя сердце Шалипы ужасом. Время шло, и Шалипа боялся всё больше и больше – он не мог ни есть днём, ни спать ночью. Однажды к его хижине пришёл странствующий йогин и попросил немного еды. Шалипа накормил и напоил йогина, который в знак благодарности рассказал ему о пользе страха перед сансарой – обусловленным существованием – и необходимости практики Дхармы. Шалипа был рад получить подобные наставления, но ответил йогину так: «Все боятся сансары, но у меня есть особая проблема. Ночью в это гиблое место приходят волки. Они воют так жутко, что страх не даёт мне ни есть днём, ни спать ночью, ни практиковать Дхарму. Будь добр, научи меня какому-нибудь заклинанию, которое остановило бы этот жуткий вой!». Йогин рассмеялся и ответил так: «Что толку тебе от еды, когда ты голоден, если не знаешь, что такое еда? Что толку тебе спать как убитому сном невежества, если ты не знаешь, что такое покой? Что толку прерывать вой волков заклинанием или силой, если ты не знаешь, что такое слух или иное другое чувство? Если ты последуешь моим наставлениям, я научу тебя как избавиться от всех страхов сразу». Шалипа стал учеником йогина, поднёс ему всё, что у него было, и попросил даровать учение. Даровав Шалипе посвящение, йогин велел ему переселиться на кладбище и неустанно медитировать там, воспринимая все звуки как вой волков. Шалипа последовал указаниям своего учителя и постепенно пришёл к пониманию природы всех звуков и реальности. Он медитировал девять лет, устранил все омрачения тела и ума, преодолел все страхи и достиг полной духовной реализации. Впоследствии он стал носить на плечах накидку из волчьей шкуры и стал известен как Шалипа – йогин-волк. Он передал своим ученикам множество практик, связанных с природой реальности и её проявлений. Он учил о единстве проявления, пустоты, мудрости и искусных методов. В конце жизни, будучи ещё в материальном теле, он ушёл в землю героев»