Дежавю - [16]

Там, лежа на боку, сплюснутым и искореженным горячим телом скорчилось то, что еще полчаса назад было белой «восьмеркой». А из-под него медленно растекалась, смешиваясь с дорожной грязью и расплавленным гудроном и начиная подсыхать, темная лужа густой крови.

– Ладно. – Волков тронул Александра за плечо.– Поехали. Нечего тут…

– Только тормозни где-нибудь. Я, Петя, выпью.

К церкви евангелических христиан-баптистов на Поклонной горе Адашев– Гурский вместе с Петром подъехали в тот момент, когда вся паства разбрелась по двору и прощалась друг с другом целованием.

– Чего это они? – Петр поставил машину в отдалении от ограды, в стороне от многочисленных машин, но так, чтобы через лобовое стекло был виден двор и выход из него. – Вроде не Пасха.

– А принюхиваются… – Александр, пропустив сто граммов в кафе, теперь отхлебывал из купленной бутылки. – Не выпимши ли кто из братьев и сестер, не тянет ли табачком.

– И что?

– А – тук-тук-тук… Борьба за чистоту рядов. Допущены к кормушке. А вот и наш голубчик.

– Который?

– С пресвитером целуется. Вон, справа, видишь?

– Пресвитер – длинный?

– Ну да. А рядом – Лева с корешем каким-то.

– А кореш не целуется.

– Залетный, значит. Местные все целуются.

– Ради Невельского здесь?

– Может быть. Смотри-ка, все расходятся, а он вообще ни с кем не прощается и Леву в уголок поволок. Прямо как паук. Что ж ему от нашей мухи-цокотухи надо?

– Того же, чего Остенбакену от польской красавицы Инги Зайонц. – Волков достал из перчаточного ящика, именуемого в просторечии «бардачком», длинную тонкую черную трубочку, коробочку, наушники и провода. Все это он соединил между собой, надел наушники, осторожно выставил трубочку из приоткрытого окна и, направив в сторону Невельского, нажал на коробочке две кнопки.

– Любви и взаимопонимания. – Гурский отхлебнул и, откинувшись на спинку сиденья, положил в рот несколько соленых орешков.

– …ршенно не понимаете объема катастрофы, любезный, – услышал в наушниках Петр. – Какие деньги? Лева, у вас мозги есть? Напрягите в своем организме хоть что-нибудь, что заведует умом. Все или ничего, понимаете? Я вот у вас заберу одну хромосому, всего одну, а потом стану откупаться деньгами…

– Ну ведь всего же предусмотреть невозможно.

– Как вы сказали? Невозможно? Оказывается, невозможно? А месяц назад, когда вы, подчеркиваю, вы САМИ предложили мне свои услуги, было возможно? Лева, вы гарантии давали? Извольте отвечать, дружок. Делайте что

– хотите. Я не знаю, ищите, нанимайте кого хотите, обещайте любые деньги, понимаете? Лю-бы-е. Врите, землю ройте, что хотите делайте. И помните – я ваш счет открыл, я его и закрою.

– Ну что вы говорите, Валерий Алексеевич… Я уже обратился в определенные структуры. Но они, как выяснилось, не совсем владеют… Но завтра же, с самого утра…

– Да и какой там, к чертовой матери, счет! Если я буду вынужден… Понимаете? Вынужден буду обратиться в иные, как вы говорите, структуры… Вы меня умолять будете о смертельной инъекции. Вы мне верите?

– Верю.

– Все. У меня самолет завтра! Лаборатория готова, персонал…

– Так, а сегодня вы домой?

– Да.

– Я вас провожу?

– Если угодно. В десять на вокзале.

– Спасибо. Жара-то какая, а?

– Да уж. Дождя бы…

– Вас подвезти?

– Нет. Ну до метро разве.

Невельский со своим спутником вышли за ограду церковного двора и направились в сторону припаркованных машин.

Волков отсоединил микрофон, снял наушники и передал их Гурскому вместе с коробочкой.

– На, послушай. Перемотка здесь и здесь. Это стоп. Это – воспроизведение. Ну что за баран, а? – Он открыл дверь и обратился к водителю микроавтобуса, перегородившего ему выезд. – Браток, ну тебе что, места мало? Ты же меня запер.

– Ой, извините, сейчас, буквально минуточку…– В автобус входили и рассаживались по сиденьям дети-инвалиды.

– Все, – Петр хлопнул двумя руками по рулю. – Ушел.

– Чего ты говоришь? – Гурский снял наушники.

– Ушел, говорю.

– Я не дослушал… Это и есть хозяин «контрабаса», так?

– Нет, это Папа Римский… А здесь до метро минут десять, нырнул – и нет тебя.

– А зачем он нам, Петя? – Александр укладывал аппаратуру в «бардачок», аккуратно зажав открытую бутылку между колен. – Закроем Леву – закроем тему. Я домой, Петя, хочу, в свою собственную постельку. И Татьяне позвонить, чтобы раны зализывала.

– Леву-то мы закроем. И вот тогда Валерий Алексеевич обратится в свои структуры, те-в эти, а эти с пацана футболку с Ленноном сняли, а никакой беленькой и не было. А эта откуда? А ты с Джоном во все пузо чуть не два месяца в детдоме отсвечивал. А уж тебя вычислить… И вот тут-то они тебя и порвут. Даже я загородить не сумею. Понятна мысль? Нам папа этот позарез нужен. И футболка. Чтобы ему ее отдать. Я, Саша, устал уже друзей хоронить. Или давай к Машарскому, в Бруклин.

– Я в Бруклин не хочу.

– А чего так?

– Они же антиподы. Ходят вниз головой. Ты бы смог ходить вниз головой? А для них – норма жизни.

– Машарский-то с Любарским ходят, и ничего.

– Это только так кажется. И вообще, попробуй там на улице попросить у барышни ручку поцеловать. Тут же – сексуальное домогательство, и марш в полицию. А чего ради живем?

– Тебе еще выжить в этой ситуации надо. Ты понимаешь?