Дезертиры - [25]

— Она уже дала интервью, поздно теперь думать, — сказал я, намекая, что моя учеба уже не имеет значения.

— Нича, адваката можно потом сказати, потом, на интервь валнавай, а патом вспаминал, — Суза вытащил из портфеля два пластиковых стаканчика: — Чая?.. Откуд девучка?..

— Из Харькова.

— Как ими?

— Оксана.

— О, Оксана, Натьяша, Ленучка, рули сюда, вали туда! — развеселился Суза. — Ранша вся Натьяша и Ленучка мой быти!.. Почему не нада?.. Разгавора буди. Нада, нада!.. Давай-вставай! Сувай-давай! — углубился он в забытые сладкие слова, а у меня отлегло от сердца, хотя я и подумал, что, видно, в этом здании уши есть даже у балконов.

Деловой походкой появилась подруга. Оксана плаксивым голосом ей пожаловалась, что противный Валька все неправильно насоветовал, но подруга хладнокровно махнула рукой:

— Ладно, попытка — не пытка. Тут не выйдет, по-другому попробуем. Вот, есть же Холгер, за пять тысяч соглашается фиктивно расписаться. А деньги ему потом отработаешь… — Она тут же сообщила, что Холгер — это бывший казахстанский немец Олег, Олежка, героинист, за деньги готовый жениться фиктивно хоть на собственной матери. — Ладно, пошли, я опаздываю на работу.

— Она должна еще протокол прочитать, — напомнил я («Чего деньги терять из-за этой стервы?»).

— Да? Тогда я пошла, а Вальку за тобой пришлю, у нас две машины есть, о'кей?..

Она деловито застучала каблучками по тихому коридору. Суза передразнил ее движения:

— Бизнесвумен! Ой, ой, ой!.. — и принялся рассказывать о своей счастливой жизни в Ростове, куда его, продав полплемени в рабство и снабдив деньгами, послал папа-вождь.

В общаге каждый день шли кутежи с музыкой, «пянка и бладка», а он, Суза, был всеми любим и всем нужен, потому что папа-вождь, продав еще раньше другие полплемени, обучал его с детства языкам, а русские браты никаких языков, кроме «иоб-твоя-мать», не знали; и Суза помогал им готовиться к экзаменам и писать курсовые работы («один работ — один кровать»). Кроме того, он был помощником коменданта общежития и имел всех девочек, которых хотел, а хотел он всех, даже кривых, косых и косолапых.

— Ишо, ишо, Суза!.. Давай-вставай! Да, да!.. Ишо-ишо!.. — кривлялся он, изображая экстаз этих девушек, и кричал так громко, что в комнату заглянула фрау Грюн:

— Тише, Суза, не пугай людей! — на что Суза вскочил с подоконника, заплясал вокруг нее, целуя руки, выделывая па и коленца:

— Niger-Kuss, Niger-Kuss, was ist susser?[6]

Мы захлопали в такт, и во время общего веселья вошел Марк и кисло сообщил, что протокол готов. И пока мы шли по коридору, из комнаты неслись взвизги, топот и вскрики забавного суахильца:

— Рули суда, подльюка-сука, сидим-говорим, чай пити, хлеба кушати!

Тилле и еще два сотрудника обсуждали план поездки на какую-то ярмарку-распродажу, где перед закрытием можно будет купить товары со скидками и уступками. Он указал нам на отдельный столик под картами:

— Садитесь там, кабинет большой, мы друг другу не мешаем, переводите… Вот протокол.

За маленьким столиком наши колени сразу и неизбежно соприкоснулись да так и остались. Она ногу не отодвигала, комендант лагеря тоже прижал свою ногу плотнее. Смыкались косточки колен, сливалась плоть бедер. Тепло тел начало перемешиваться, мешаться, мешать думать.

С нее сон как рукой (как ногой) сняло, она смотрела на меня очень внимательно, ловя ноздрями запах одеколона и часто откидывая волосы с висков, что меня всегда злило в женщинах: если волосы падают и мешают, то их надо уложить или закрепить, а не зачесываться поминутно по-обезьяньи, чтоб руки, уши, ключицы или шею лишний раз показать, глаза помозолить: смотри и хоти, дурачок.

Наученный работать не спеша (дела идут, контора пишет), я начал торжественно читать протокол вначале по-немецки, а потом так же обстоятельно переводить:

— Вопрос номер один, двоеточие, большая буква, назовите ваше имя и фамилию, точка, абзац. Ответ номер один, двоеточие, меня зовут Оксана, запятая, фамилия моя Денисенко, точка, абзац… А как тебя правда зовут?.. — прервал я свое оракулье чтение.

— Ты чего, это же мой настоящий паспорт!..

— Ладно, просто спросил. Прошлый раз парень весь день говорил, что его зовут Демьян, а в самом конце вдруг оказался Иван. Вопрос номер два, двоеточие, назовите число, запятая, месяц и год вашего рождения, точка, абзац. Ответ номер два, двоеточие, я родилась двадцать пятого февраля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, точка, абзац… Рыба?.. Я тоже.

— Видно. Рыбы друг друга узнают… И помогают, между прочим, — она очень определенно посмотрела мне в глаза. — Миленький, слышь, помоги… Раба буду пожизненно… А?.. — И она всей тяжестью налегла на ногу и даже попыталась опустить под стол руку, но я удержал ее:

— Ты что, Рыба?… Тут люди. Давай я лучше сейчас попробую сделать такую вещь: скажу, что ты мне в коридоре рассказала про украинских наци, и как быть, может, надо внести в протокол. В дурачка сыграю. Закину удочку: мол, новые факты открылись… Тут же, в начале протокола, написано: если откроются новые факты, то надо их немедленно сообщить. Вот и сообщаю. Помнишь, этот псих Суза сказал, что даже потом адвокат может добавить факты: мол, беженка на интервью была взволнована, всего сразу не вспомнила, а потом вот открылись такие страсти-мордасти, — спросил я, не думая о том, что опять нарушаю святую заповедь переводчика — «не влиять»; но, с другой стороны, такое вполне было возможно, и было интересно, как поступают в подобных случаях.