Пытка прекратилась внезапно. Его привязали к колесу. Глабра он больше не видел. Несколько раз приходил Лидон, тоже задавал вопросы, но другие. Квинту показалось, что корникуларий тщательно взвешивает каждое свое слово, будто боится сказать лишнего. С Лидоном Квинт тоже не стал разговаривать.
К наместнику его повели через пару дней после прибытия того в лагерь. На этом допросе сам Гай Анний говорил мало, лишь сверлил глазами Квинта. Изучал. Спрашивал Лидон. Вопросы были все те же. Как дезертировал? Где провел последние годы? Почему связался с киликийцами? Ни одного вопроса о Сертории. Ни одного вопроса об Эвдоре, самнитах и вообще о шпионских делах. Эномай смог сохранить тайну? Никто из киликийцев не сознался, в чем заключалась истинная цель? У Квинта не осталось сил поразмыслить об этом.
– Ты знаешь, что тебя ждет? – спросил Луск.
– У вас одно наказание для марианцев... – шевельнулись пересохшие, потрескавшиеся губы, – смерть.
– Смерть. Ты умрешь, как мятежник, изменивший Сенату и народу Рима.
– Сенату? – с усилием проговорил Квинт, – даже если вы уже успели собрать какой-то свой Сенат, я ему не присягал. А тому, которому присягал, не изменял. Как и народу Рима.
– Мы не признаем легитимной власть марианцев, – ответил Луск.
– Я это уже слышал, – усмехнулся Квинт, – неоднократно. Казнить меня вы можете, но вызвать чувство вины, заставить ощутить себя изменником, вам не под силу. Я не дезертир и не изменник. Давайте закончим это затянувшееся представление. Я очень устал. Хочу отдохнуть... Река ждет...
Квинт встретился взглядом с Децианом. Тот смотрел на него, набычившись, гневно раздувал ноздри, время от времени косился на Луска, но помалкивал.
– Отпустите моих товарищей. Они не пираты и ни в чем не провинились перед Республикой.
– Да, – подтвердил Луск, – их вина не установлена и они уже на свободе.
Квинт такого ответа не ожидал.
– Удивлен? Мы не звери, как ты, похоже, подумал и не караем невиновных. Их подозревали в пиратстве, но они не сознались, а достаточных доказательств следователь, – кивок в сторону Лидона, – собрать не сумел. Правосудие превыше всего. Сейчас их сопровождают в Тарракон, чтобы вернуть судно.
– Полагаю, Эномай потребовал компенсации за незаконное задержание и маринование тут? – сказал Квинт, – да и палкой по спине они не раз огребли.
– Потребовал, – улыбнулся Луск, – но и в восстановлении справедливости есть пределы.
Квинт невесело усмехнулся.
– Значит, на просьбы слова тратить нет смысла...
– Если ты хочешь просить оставить тебе жизнь, то да, нет смысла. Или у тебя другая просьба?
– Я бы хотел умереть не на кресте, подобно рабу. Я – римлянин и девять лет стоял под крыльями Орла...
Дециан заскрежетал зубами так громко, что даже Луск посмотрел на него с удивлением.
Наместник на минуту задумался, потом кивнул.
– Хорошо. И тебя выведут за пределы лагеря. Не будем устраивать спектакль для солдат и порождать ненужные пересуды.
Луск посмотрел на одного из центурионов, старшего над конвойными, и коротко мотнул головой.
– Пошли, – центурион развернул Квинта за локоть и подтолкнул к выходу из палатки.
Дециан вышел следом. Луск провел ладонями по лицу и посмотрел на Лидона.
– Все подготовлено?
– Да. Квадригарий в Тарраконе. Он должен задержать пиратов до тех пор, пока Север не взойдет на борт "Меланиппы".
– А если Север не догадается бежать туда?
– Значит, сам себе выроет яму, – спокойно ответил Лидон.
– Проследи, как все пройдет.
– Слушаюсь.
Севера сопровождали четверо легионеров и центурион. Квинт шел спокойно. Он боялся, что будут дрожать колени, но видно боги услышали его безмолвные мольбы и избавили от постыдного проявления слабости.
Он пытался вызвать в памяти лица отца и матери, братьев, немногочисленных друзей. Лицо Берзы... Он так виноват перед ними всеми. Что они видели от него хорошего? Только боль, душевную и телесную, кровь и смерть.
Его повели куда-то в сторону от дороги. Там, на отшибе, возле какого-то сарая стоял крест. Если Луск сдержит слово, получится, что зря его солдаты колотили.
Квинт думал о том, что было бы неплохо умереть, не стоя на коленях, а в бою. Все равно не спастись, но так не хочется чувствовать себя безропотным бараном под жертвенным ножом. Руки вряд ли развяжут, так хоть головой кого-нибудь боднуть или ногами ударить напоследок...
– Веревка надрезана, – услышал он вдруг шепот за спиной.
– Что?
– Веревка надрезана. А там, возле креста, лошади.
Он вскинул голову. Действительно, рядом с сараем стояла чья-то двуконная телега. Лошади распряжены, поводья накинуты на изгородь.
– Мы с ребятами на тебя для вида насядем, но ты нас не бойся. Ты только его опасайся, он не в деле.
"Его опасайся". Центуриона, который топает в десяти шагах впереди?
– Кто ты? Почему помогаешь? – зашептал Квинт.
– Ты меня не помнишь. А я тебя помню. Ты – Квинт Север. Я служил под твоим началом в легионах Дидия. Мы тебе поможем.
– А как же сами?
– За нас не беспокойся. Но центуриона не убивай, он мужик неплохой. Просто тебя не знает.
Квинт напряг руки и почувствовал, что веревка, стягивающая запястья, подается. Еще усилие и она лопнула. Он не подал вида. Они подошли к сараю.