Деза. Четвертая власть против СССР - [2]

По этим и другим острейшим вопросам я провел цикл бесед с целой группой ученых, которым есть все основания доверять. И те цифры, факты, обстоятельства подготовки к войне и хода ее, которые приведены в главе «Победа и Сталин», сомнению не подлежат.

Впрочем, вряд ли стоит комментировать главы книги одну за другой. Лучше ее прочитать. И тогда правда нашего прошлого на самых крутых исторических перепадах предстанет перед вами яснее и убедительнее, опровергая ложь, навязываемую врагами России.

«Вихри враждебные веют над нами…» Они веют извне, из-за рубежа, но не меньше – и от «пятой колонны», от врагов внутренних, которые ненавидят Россию с ее прошлым и хотят, чтобы у нее не было будущего.

Нам надо их победить. Нашим знанием, нашей убежденностью, нашей любовью к родной стране.

Глава первая Как действуют противники исторической правды

Кто же для России нерукопожатен

«…Нынешние политические воззрения Бондарева суть пещерный сталинизм, делающий его для меня нерукопожатным», – провозгласил недавно Михаил Ефимович Швыдкой. Тот самый, который уверен, что русский фашизм страшнее немецкого. А в данном случае речь идет о выдающемся русском советском писателе Юрии Бондареве. Это ему доктор искусствоведения, как он представлен в «Российской газете», не намерен подавать руки. Значит, выявлен «сталинизм» у современного литературного классика. Почему же еще и «пещерный»? И если так, то существует ли пещерный антисталинизм, есть ли пещерные антисталинисты? Во всем этом и кое в чем еще необходимо разобраться.

От Григория Яковлевича Михаилу Ефимовичу

Сюжет с Юрием Бондаревым возник в статье Швыдкого вроде бы мимоходом. Вообще-то посвящена она книге молодого писателя Захара Прилепина, в которой тот собрал свои интервью последних лет с тридцатью другими прозаиками, поэтами, переводчиками, критиками. Но вот в связи с тем, что «почвенники» у Прилепина трактуются, как правило, положительно, а «либералы» отрицательно, автор статьи взялся за писателя-фронтовика.

Причем оригинально, надо сказать, взялся! Припомнив давний телефонный разговор, о котором счел нужным поведать в газете. Поведаю вслед за ним и я – процитирую Швыдкого:

«Миша, прошу Вас, никогда не упоминайте мое имя вместе с именем Бондарева!» – Григорий Яковлевич Бакланов говорил сухо и жестко, но даже в его телефонном голосе угадывалось огорчение от того, что он, человек, прошедший войну и обладающий офицерским чувством чести, вынужден объяснять мне, в ту пору популярному театральному критику, очевидные, как ему казалось, вещи. «Прошу Вас, ни в хорошем, ни в дурном смысле, никогда не упоминайте нас вместе». И повесил трубку».

Вот какой интересный состоялся разговор. Вы не находите, что просьба писателя Бакланова, обращенная к «популярному театральному критику», была весьма странной, как странно и то, что критик решил ее обнародовать? Ведь звучит она по отношению к писателю Бондареву оскорбительно! Это что же такое запредельное должен совершить человек, какую крайнюю неприязнь должен у меня вызвать, чтобы недопустимым (в любом контексте!) стало даже простое упоминание его имени рядом с моим…

Однако Швыдкой хоть и огорчился тогда, по его признанию, таким звонком, но, похоже, не очень был удивлен. «Понятно, – пишет, – что уже в 70-е их развело навсегда». То есть Бондарева и Бакланова развело, двух писателей фронтового поколения. Но виноват, как по всему изложению следует, только Бондарев. А в чем же конкретно обвиняется?

Самому автору статьи это настолько ясно, что он не считает нужным ничего объяснять читателям. Мол, понятно: Бондарев есть Бондарев. А добавление про «пещерный сталинизм, делающий его для меня нерукопожатным», окончательно забивает гвоздь категорической несомненности по самую шляпку.

Утробная ненависть

Ключевое слово в рассуждениях Швыдкого именно это – «понятно». Оно означает, что система координат, оценки, предпочтения, места в неписаной табели о рангах – все давно и незыблемо определено, так что говорить на сей счет, собственно, излишне.

Вы спросите: кем определено? Ну это как бы само собой разумеется: принято между ними, так сказать, в приличном обществе.

«Понятно, – пишет Швыдкой именно как о само собой разумеющемся, – что Бондарев даже тогда, в 60-е, не был фигурой первого ряда…» Первого ряда литературы, имеется в виду. И вы обязаны, не думая, принимать это: не был.

А я вот скажу, что был. Да еще как в сравнении с некоторыми перечисленными именами «удостоенных»! Более того, он и остается, и останется в первом ряду. Не для Швыдкого? Да. Но для России. Разница тут большая, и об этом мы еще поговорим. Хотя можно меня обвинить в субъективизме суждений (в этом Швыдкой обвиняет и Прилепина), но разве не очевиден вопиющий последовательный субъективизм самого Швыдкого и прочих нынешних законодателей мод, диктаторов «общественного мнения»?

Как оно создается, это «мнение», мы тоже видим. Позвонил в свое время Григорий Яковлевич Михаилу Ефимовичу и сказал: «Миша, я прошу Вас…» Теперь же вот правительственная (!) «Российская газета», где Швыдкой ведет свою постоянную колонку (!), его устами еще раз все затвердила.