Дейвид Гаррик. Его жизнь и сценическая деятельность - [25]

Так как этот человек играл видную роль в жизни Гаррика и после смерти знаменитого артиста написал его биографию[5], особенно распространенную благодаря французским изданиям, я остановлюсь немного на его характеристике. В XVIII веке целые толпы молодых ирландцев устремлялись в Лондон на заработки. Все они были очень худы, очень голодны, очень прожорливы и готовы приняться за всякое дело, чтобы прокормить себя. Веселый нрав, остроумие, выносливость и необыкновенная цепкость доставляли им кое-какой заработок, знакомства и положение. В сущности, это были просто авантюристы, явившиеся в Лондон, чтобы выбиться в люди любыми средствами. Но многие из них обладали несомненным талантом и, найдя свою настоящую дорогу, быстро приходили к известности и славе (например, Голдсмит, Берк, Шеридан, Фут). Самым типичным представителем такого сорта людей можно считать и мистера Артура Мерфи. Он появился в Лондоне еще 17-летним юношей в 1744 году с единственным, но необходимым в то время достоянием: твердым знанием классиков. Свое образование довершил он в театральных кофейнях, где познакомился с Барроуби, Футом, Гарриком и Гиллем. Последний издавал в то время журнал. Недолго думая, Мерфи решил, что он может делать то же нисколько не хуже Гилля, и в октябре 1752 года выпустил первый номер своего «Gray’s Inn Journal». Это издание принесло ему только убыток, но вместе с тем и покровительство Гаррика, которого ловкий ирландец сделал героем всех своих статей. Долги заставили его поступить на сцену, и уже в 1755 году бывший журналист дебютировал в «Отелло» на подмостках Ковент-Гардена. Хотя успех его был самым незначительным, Гаррик заключил с ним контракт на следующий сезон. И с этих пор начались мучения директора. Никто не умел так спокойно и не спеша терзать антрепренера. Мерфи мог буквально истязать его, когда считал себя чем-нибудь обиженным. Он полагал, что Гаррик бесконечно обязан ему за похвалы в теперь уже «покойном» журнале и относился к нему как к должнику. Не довольствуясь своим актерством, Мерфи занялся писанием пьес и начал свои «истории» с Гарриком, видя, что первый его фарс не может быть поставлен немедленно. Затем следовали его претензии как актера: он утверждал, что его держат в черном теле, что талант его затирается и прочее, и прочее.

Но все это было ничто по сравнению с той бурей, которую он поднял позднее по поводу трагедии «Китайский сирота». Актерство надоело ему очень скоро, и теперь Мерфи превратился уже в юриста, занимался адвокатской практикой, писал критические статьи в журналах и, наконец, решил испытать свои силы в драме. По обыкновению писателей того времени, он недолго думал о сюжете: одна из новых трагедий Вольтера была под руками, и догадливый автор занялся «приспосабливанием» ее к английской сцене. Три акта были уже готовы и прочитаны Гаррику. Но последний осмелился не особенно восхититься новым произведением Мерфи и, по своему обыкновению, требовал переделок. Ирландец пришел в ярость: наговорил директору кучу дерзостей, написал ему грозное послание и объявил, что отдаст свою пьесу в Ковент-Гарден. Но после хладнокровного размышления нашел, что это не совсем ему выгодно, и настрочил извинение довольно унизительного свойства. Однако Гаррик на этот раз остался тверд и наотрез отказался от пьесы, найдя, что Мерфи зашел уж слишком далеко. Тогда бешеный ирландец обрушился на него в газетах с самой ядовитой бранью. Но, к счастью, в дело вмешались друзья Гаррика и убедили его замолчать. Снова извинительное и примирительное послание летит к Гаррику. Между тем Мерфи уже не числился адвокатом… Нет, он занят политикой и дружбой с Фоксом и Уолполом, которые берут на себя уговорить директора принять злополучную трагедию. Гаррик снова перечитывает ее и, наконец, обещает поставить в будущий сезон, если в окончательном своем виде пьеса ему понравится. Мерфи принимается немедленно ее дописывать, но попадает как раз в это время в чрезвычайно затруднительное положение. Гаррик узнает об этом и, конечно, спешит к своему мучителю на помощь. «Пусть это будет между нами, – пишет он Мерфи, посылая деньги, – вот все, чего я прошу у вас в награду… Ваше последнее письмо сказало мне слишком… слишком много, и я счастлив, что могу доказать, насколько я Ваш Д. Г.».

«Вы решились уничтожить меня любезностью и дружбой, – был ответ, – ваша доброта известна всем и каждому, а мне ваше предложение – величайшая честь».

Скучно следить за всеми дальнейшими перипетиями… Доброе согласие продолжалось недолго. Недоразумения по поводу «Китайского сироты» возобновились. Последовала переписка… дружба с Гарриком снова была забыта, на голову антрепренера посыпались прежняя брань и обычные угрозы. Затем дружба снова возвращалась, следовали чистосердечные извинения, мольбы о прощении и так далее, и так далее. Наконец был выбран третейский судья. «Так как у меня нет ни достаточного времени, ни здоровья, ни склонности, чтобы продолжать эти мелкие стычки, – писал Гаррик, – надеюсь, вы меня извините, если я пока ничего не буду отвечать вам». Наконец 25 февраля 1759 года злосчастный «Сирота», великолепно поставленный, был сыгран в Друри-Лейне и имел большой успех. Давая односторонний отзыв об этом недоразумении в своей «Жизни Гаррика», Мерфи уверяет, что никогда больше не ссорился со знаменитым артистом. Конечно, это неверно: целый ряд подобных «свалок» продолжался до самой смерти Гаррика, и последним недоразумением между ними нужно считать слабую, полную ошибок, скучную и смешную биографию, которою Мерфи почтил память своего бывшего врага.