Дэйтрейдер. Кровь, пот и слезы успеха - [51]

"Иммунитет?" – съязвил я. "От чего вы собираетесь дать мне иммунитет?"

"Льюис", – вмешался Сэнди, – "тебе не обязательно что-либо говорить".

"Все нормально", – сказал я своему адвокату. "У меня есть кое-что, что я хочу им сказать". Я посмотрел на прокурора штата и на агента ФБР, стоящего рядом с ним. "Слушайте, мой отец был в тюрьме с того времени, когда я учился в четвертом классе, и до того времени, когда я учился на втором курсе средней школы. Два года после его возвращения домой я провел в колледже. Его убили через два дня после моего окончания колледжа. Сколько, вы думаете, я действительно знаю о его жизни? Нет ничего, что я мог бы сказать вам полезного. Почему бы вам просто не оставить в покое меня, моего брата и мою мать и позволить нам жить нашей собственной жизнью?"

Лифт открылся, мы с Сэнди вошли в него. Когда двери закрылись, это был последний раз, когда мне приходилось сталкиваться с ФБР по поводу убийства моего отца. Но это не было моей последней стычкой с ними.

Оглядываясь назад, я полагаю, что можно было по-другому отнестись к своей личной жизни и избежать пристального внимания, нацеленного на меня все эти годы. Мне не следовало бы иметь Порше и Мерседес, но они у меня есть. Возможно, в годы своей молодости я был слишком заметным, зависая в кабаре, болтаясь в молодежных тусовках и выпивая иногда с Уайзом Гаем, у которого не все в порядке с законом. Возможно, мне следовало отклонять приглашения на итало-американскую свадьбу, если я знал, что среди гостей могут быть люди из окружения моего отца. Рукопожатие с кем-то на приеме – под взорами подозрительных глаз – могло бросать на меня тень подозрения.

Но у моего отца и его товарищей было крепкое братство и собственное понимание о верности. Иногда я бывал на таких мероприятиях, как свадьба, и ко мне подходил какой-либо человек. Он жал мне руку и говорил: "Я знал твоего отца много лет. Он был отличным парнем". Или он мог сказать, как они вместе "отсутствовали в колледже". Потом он мог рассказывать какую-нибудь давнишнюю историю о моем отце. Он смотрел на меня и говорил: "Так ты сын Тони…" Глядя на улыбающееся лицо этого человека, я мог представить гордость своего отца за те успехи, которых добились мы с Джоуи. Выслушивать этих людей значило для меня очень много. Эти люди знали отца многие годы, а теперь так высоко оценивали наши с Джоуи достижения. Некоторые из них были друзьями моих родителей с детства. И я люблю слушать истории о своем отце. В те немногие моменты я испытывал чувство, будто отец жив и снова с нами.

Я никогда не поворачивался спиной к кому-либо из друзей моего отца. Люди потом поняли, почему я иногда отклонял приглашения. Я мог встретить кого-то из близких знакомых моего отца, у сына или дочери которого была свадьба. "Мы приглашаем тебя, твою мать и твоего брата на свадьбу. Мы никогда не примем вашего отказа, – говорил он, – но мы поймем, если ты не придешь". Мы с братом вели операции исключительно в мире закона, поэтому понятно, какие-то приглашения мы отклоняли. В конечном счете мы понимали, что нам придется уйти из этого мира. В противном случае даже безобидное событие, например, чья-то свадьба, могло вызвать подозрение. Печально говорить, что эта печать подозрения могла омрачать какие-то мероприятия только потому, что мы итало-американцы.

Иногда мне тяжело встречаться с некоторыми людьми, знавшими моего отца. Это напоминало о том, что с ним произошло. Иногда они высказывались, что его смерть была "ошибкой". Это, по их мнению, могло утешить меня. Они намекали, что кто-то пустил ложный слух, каким-то образом задевший моего отца. Они говорили, все это оказалось "ошибкой", и пытались обнять меня в надежде как-то примирить со случившимся.

Но с тем, что произошло с моим отцом, нельзя смириться. Я всегда верил, отец будет с нами и поможет нам искать путь в жизни. Затем внезапно он ушел. Меня раздирал гнев к убийцам моего отца, этим ничтожным мешкам отбросов, как я их называл. Единственный способ, отомстить за его смерть, – это мой собственный успех и успех моего брата. Наша лучшая месть – добиться успеха в легальном мире.

Помню, когда я, 25-летний трейдер, одиноко живущий в Чикаго, шел к своему первому миллиону. Я чувствовал себя как Фрэнк Синатра в роли героя-холостяка в старом фильме «Приходи похвастаться». В ночных клубах и кабаре я вращался в кругу сильных брокеров города Чикаго, старше меня на 10, 15, 20 лет. И в этом кругу, включавшем бизнесменов, очень влиятельных брокеров и трейдеров, докторов, юристов и нескольких «мудрых ребят», я чувствовал себя очень комфортно. Ночная жизнь 1970-х объединяла всех нас.

Я вспоминаю, как однажды вечером со своими друзьями выходил из "Faces", самого крутого в те дни ночного клуба в Чикаго. Я только что расплатился за нашу гулянку чеком на $1 000 и ждал, когда швейцар подгонит мой «порше» к центральному входу. Рядом со мной стоял Джино, один из "мудрых ребят", знавших моего отца. "Тебе надо быть поосторожнее, Льюис, – сказал он мне, – а не то СВД (Служба внутренних доходов) всегда будет висеть у тебя на хвосте".