Девятый круг - [84]

Но теперь настоящий ужас собственного прошлого ошеломил меня, его осмысление вызвало мучительную душевную боль от понимания того, насколько безнадежно я буду всегда изолирован от всех окружающих из-за своего прошлого. У меня никогда не могло быть ни друзей, ни семьи. Род моих занятий лишил меня этого права. Я видел родителей, возлюбленных, жен и мужей, детей и родственников, плачущих на похоронах моих жертв. В моей жизни никогда не могло быть близких мне людей, поскольку большую ее часть я провел, лишая семьи их родных и друзей. Да я и не знал, как это — любить людей. В любви таится опасность, она открывает путь к наихудшему виду страданий. Я видел это. Так что мне предстояло пребывать в одиночестве, и я всегда знал об этом. Воспринял это еще с тех пор, когда мне было шесть лет, и все люди в приюте смотрели на меня с нескрываемым отвращением. Они ненавидели меня за то, что я был… убийцей… за то, чего невозможно вернуть назад…

Но за последние четыре месяца у меня впервые в жизни появилась надежда, что я, возможно, сумею каким-то образом сблизиться с другими людьми. Ведь это то, чего мы все хотим, верно? То, к чему мы постоянно стремимся. Теперь я знаю, что такое любовь, потому что полюбил Кейси. Но не должен был. Киллер не может ни в кого влюбляться, вообще не может ни с кем сближаться, ибо должен быть способен убить любого, на кого ему укажут. Я познал это на собственном тяжелом опыте несколько лет назад. Как можно позволить себе полюбить кого-то, если ты знаешь, насколько легко и просто его могут у тебя отнять? А теперь выяснилось, что Ники и Люк в действительности не только не существовали, но и никогда не могли бы существовать.

Когда все мои иллюзии были вот так разбиты в пух и прах… я думаю, что на какие-то мгновения действительно впал в безумие. Я — Владислав Шпильман, скрывающийся на чердаке, обустроенном собственными руками, испытывающий потребность, жаждущий оказаться среди людей и одновременно сознающий, что, если кто-то окажется на моем пути, я должен отдалиться от него для его безопасности, для моей безопасности, а также во имя справедливости. Сейчас я настолько грязен, что любой, кто приблизится ко мне, также окажется испачканным. Я причиняю людям вред, просто находясь рядом с ними. Я не могу избавиться от мелькающих у меня перед глазами образов всех этих людей — смеющихся, счастливых, расслабившихся — таких, какими я видел их в том или ином месте, перед тем как уничтожить их. Теперь все они лежат в могилах из-за меня.

Нетвердой походкой я побрел в ванную… Меня рвало снова и снова, пока рвотные массы не окрасились кровью и не появилось ощущения, что внутри у меня что-то надорвалось. Когда я наконец с трудом поднялся на ноги и повернулся назад, то увидел его там, в зеркале. Возможно, его появление испугало меня даже больше, чем прежде, — ведь теперь я знал, кто он. Лицо Михаила было обращено ко мне, но я с трудом мог различить его черты, поскольку свет от его пламени был невыносимо ярким, слепившим, обжигающим, внезапно заполнившим все пространство жаром, дымом и запахом горящей плоти.

— Я… я отправлюсь в Ад? — спросил я громко, стремясь пересилить гул языков пламени.

Некоторое время ангел молчал, но когда заговорил, то подтвердил все, чему я так отчаянно старался не верить.

— Когда-нибудь.

Послышался ужасный, беспомощный хриплый всхлип, который, должно быть, исходил от меня, потому что ангел произнес свои слова без всяких эмоций.

— Я прошу прощения, — в отчаянии сказал я, отступая на шаг, пытаясь как-то отстраниться от обжигающего жара. — Я прошу прощения за все, что сделал.

— Слишком поздно.

Слишком поздно… да… было уже слишком поздно, ведь так?.. Я мог начать постепенно выходить из игры, но, должно быть, со мной уже тогда было что-то не так. Не многие люди ощущали потребность убивать снова и снова, как это делал я…

Я больше не мог дышать. Теперь пламя гудело и бушевало, отдавалось гулом у меня в голове, покрывало кожу волдырями, вызывало резь в глазах. Я попытался взглянуть на Михаила, но он расплывался в колеблющемся жарком мареве. Я пошатнулся, ухватился за дверную ручку, попытался выйти из ванной… Но жар высосал весь воздух из моих обожженных легких, и я осел на пол, задыхаясь от дыма и моргая глазами, которые заливало потом. А потом наконец-то… в конце концов оно пришло — мои глаза закатились, и я провалился в эту безмолвную прохладную прекрасную темноту.

Спустя некоторое время я открыл глаза, увидел стену, облицованную плиткой, услышал равномерное «кап-кап» из подтекающего крана, и мне захотелось, чтобы ко мне вернулась амнезия. С трудом поднявшись на ноги, я обернулся и увидел стоявшего в дверях и наблюдавшего за мной Михаила. Окружавшие его трепещущие языки пламени исчезли, вместо них появилась яркая светящаяся аура. И весь облик ангела стал более ясным и отчетливым по сравнению со всеми нашими прежними встречами. У него были ярко-синие глаза и блестящие светлые волосы, облачение состояло из белых одежд простого, свободного покроя. Физически Михаил выглядел как человек, но вместе с тем казался невероятно